Сестрички с севера - Шэн Кэи

Чуть поодаль виднелось несколько клеток с железными прутьями, запертых на засов, в них стояло по три-пять человек. Они смотрели на толпу собратьев на площадке и грезили о свободе. Для них понятие свободы заключалось в том, чтобы выйти из этой тесной клетки на широкую площадку. Похоже, в этом месте пользоваться особым положением – это плохо. Цянь Сяохун посмотрела на себя со стороны: она стояла посреди огромной толпы, но куда ей податься? Ли Сыцзян сходит к Куню, Кунь, наверное, знает здешних. Бетонный пол был твердым и прохладным, у Цянь Сяохун болела задница и ломило ноги. Только она поднялась, чтобы размяться, как сзади раздался окрик: «Сесть!»

К ней подошли кожаные сапоги, их обладателем был очень энергичный парень. Хозяин кожаных сапог оглядел ее даже вроде бы с жалостью и спокойно добавил:

– Сядьте, пожалуйста.

– Дяденька полицейский, я не знаю, как я сюда попала, что я сделала? – Цянь Сяохун уловила, что тон полицейского сменился, и тут же ухватилась за эту возможность, напустив на себя несчастный вид.

– Вели своим друзьям принести триста юаней и выкупить тебя, а не то всех завтра с утра отправят в тюрьму.

Кожа у парня была смуглая, а вид решительный, как и положено человеку его профессии.

– А? Что-то я не понимаю! У меня же есть свидетельство! Я правда ничего не сделала! – В глазах Цянь Сяохун блеснули слезы.

– Эй, дай в чан! – завопили из комнаты для допроса.

Обладатель кожаных сапог тут же отвел взгляд от Цянь Сяохун и поспешил на крик.

Черт побери, это что вообще такое? Цянь Сяохун ругалась про себя и при этом тянула шею, чтобы посмотреть за ворота. Она проглядела все глаза, но ни Кунь, ни Ли Сыцзян так и не появились. Небо внезапно потемнело, налетел дождь, как вражеский бомбардировщик, от ударов которого не укрыться, и начал яростно молотить. Те, кто не успел спрятаться, вымокли до нитки. У Цянь Сяохун в животе постоянно урчало, сидя на корточках, она переносила вес с одной ступни на другую, меняя позу, ведя борьбу с бетонной площадкой и со временем. Внезапно она увидела, как кожаные сапоги тоже присели на ступеньке, вроде как полицейский заполнял какие-то бумажки. Цянь Сяохун помедлила немного, а потом переместилась к кожаным сапогам:

– Что случилось?

Парень явно заметил ее. Он выглядел очень молодым, просто до неприличия. Цянь Сяохун еще раз изложила свою историю от начала и до конца. Парень покивал, а потом взял ручку и, скрипя по бумаге, написал несколько строк, вырвал листок и протянул Цянь Сяохун: «Залог уплачен. Просьба отпустить. Ответственное лицо: Чжу Дачан».

У Цянь Сяохун покраснели глаза, от полноты чувств ей хотелось назвать полицейского «братом».

– А вы можете оставить мне свой телефон? – Девушка сглотнула слюну, в горле что-то булькнуло.

Чжу Дачан помедлил немного, а потом снова заскрипел ручкой и записал свой телефонный номер.

Цянь Сяохун взяла листок обеими руками[45], яростно закивала, горячо поблагодарила, а потом вышла за железные ворота и растворилась в полумраке.

8

Ночь была светлой благодаря уличным фонарям и неоновым лампам. Цянь Сяохун встала посреди дороги, озираясь по сторонам. Она не узнавала окрестности и внезапно растерялась. Спрашивая у прохожих дорогу, девушка обнаружила, что у нее при себе нет денег. Ноги давно жаждали объявить забастовку, но Цянь Сяохун сцепила зубы и с трудом переставляла их, надеясь, что тело не ослабнет совсем. Она брела в том направлении, которое ей указали, вдоль улиц от фонаря к фонарю, любуясь разноцветными неоновыми огнями. «Что это было? Почему без выяснения причин взяли и схватили? Почему не тронули Ли Сыцзян? Неужели господин Чжань не достиг своей цели и решил меня извести?» Множество сомнений мухами проносились в мозгу. Цянь Сяохун волочила ноги, борясь с этими назойливыми мухами и время от времени проверяя, в правильном ли направлении она идет. Примерно через два часа Цянь Сяохун жадно пожирала ужин в салоне «Агент 007».

Никогда еще еда, приготовленная Гориллой, не казалась ей такой вкусной. Даже в куски курицы с кровью, от одного вида которой обычно тошнило, Цянь Сяохун вгрызалась с жадностью. Еще один день в кутузке, и, может, человеческое мясо пришлось бы по вкусу? Ли Сыцзян напряженно наблюдала, как подруга проглотила целую миску риса, затем согрелась половиной тарелки супа, и в маленьких глазках читались угрызения совести.

– Сяохун, я побежала к Куню, а он уехал в Гуанчжоу, только завтра вернется, хотела завтра сходить…

– Завтра? Завтра мне бы уже кранты, завтра с утра всех отправят в каталажку! – Цянь Сяохун поставила миску, положила палочки и наконец обрела силы выразить обиду.

– Как же ты тогда вышла? – изумленно воскликнула Ли Сыцзян.

– Встретила в участке одного офицера, одноклассника старшей сестры, он мне и помог! – Цянь Сяохун придумала эту небылицу для Гориллы. – Тетушка, ваша еда такая вкусная! – обратилась она к Горилле.

Та сидела с непроницаемым лицом и с открытым ртом, усердно пытаясь скрыть выпиравшие зубы, но улыбка ее была по-прежнему уродливее, чем плач.

Внезапно Цянь Сяохун почувствовала себя очень одинокой. Глаза ее покраснели. Она подумала о том, что у Ли Сыцзян есть Кунь, у Гориллы есть салон, а если бы и правда пришлось ждать до утра, положившись на других в решении своей судьбы, то еще не ясно, какие мучения пришлось бы пережить. Она про себя ликовала, что воспользовалась моментом и проявила смекалку. Ни одной слезинки так и не выкатилось.

Когда парикмахерская закрылась и все в ней привели в порядок, Горилла вызвала Цянь Сяохун на разговор:

– А-Хун, как ты понимаешь, у меня маленький бизнес. Отродясь никаких происшествий не было.

Теперь Горилла не пыталась прикрыть зубы, и они торчали изо рта как им нравится. Цянь Сяохун помрачнела: она понимала, к чему клонит Горилла, но не знала, что та имеет в виду под словом «происшествия». Что еще за происшествия?

– Тетушка, я сама не понимаю, как такое могло случиться.

Горилла не слушала Цянь Сяохун, а продолжала гнуть свою линию:

– У меня честный бизнес, а тут все увидели, что тебя забрала полиция, да еще прямо из салона, это ударит по нашей репутации.

Цянь Сяохун про себя грубо выругалась. «Честный! Ага! Спермой вся комната провоняла!» Ей не хотелось ругаться с Гориллой, поэтому она сдержала ханжеский гнев и дождалась, пока та закончит. Наконец-то вялые губы Гориллы произнесли ключевую фразу:

– А-Хун, боюсь, мы не можем тебя оставить!

Черт побери! Не могут оставить? Да я и сама не останусь! Цянь Сяохун, сдерживая ярость, молча встала спиной к Горилле, отвернув полное злости лицо к стене. Нельзя скандалить, зарплату еще не выдали, будешь скандалить – останешься в убытке. Эта баба с удовольствием добьет упавшую в воду собаку.