Страшные сказки дядюшки Монтегю - Крис Пристли

За мной по пятам гналась, угрожая вот-вот настигнуть, громадная тень от моей свечи. Поспешные шаги у меня за спиной – это мог быть Франц, но я ни разу не посмел посмотреть назад, чтобы в этом убедиться, – звучали так, будто мой преследователь время от времени взбегал вверх по стенам коридора. Только ввалившись в дядюшкин кабинет, я смог наконец облегченно перевести дыхание.

– Все в порядке? – осведомился дядюшка Монтегю.

– Да, дядюшка, конечно, – ответил я. – Правда, кто-то пытался вломиться ко мне в уборную.

– Прямо сейчас? – дядюшка, нахмурившись, уставился на дверь кабинета. – Ты кого-нибудь видел?

– Нет, сэр, – сказал я. – Думаю, это был Франц.

Дядюшка Монтегю кивнул.

– Мог быть и он.

– С другой стороны, сэр, вы сказали, что мы в доме одни.

– Разве я это говорил? – пробормотал дядюшка Монтегю.

Я поставил фонарь на столик у двери и уже собрался было занять свое место у камина, но тут мне на глаза попался рисунок, на который я раньше не обращал внимания, – нарисованный пером пейзаж какой-то экзотической страны.

Рисунок был из тех, от которых невозможно отвести взгляда. Дядюшка подошел ко мне, и мы вместе погрузились в созерцание тонкой штриховки, выполненной умелой рукой.

– Работа Артура Уэйбриджа, – сказал дядюшка.

Это имя мне ровным счетом ни о чем не говорило, но я сделал вид, будто оно произвело на меня глубокое впечатление.

– А что здесь нарисовано? – спросил я.

– Деревушка на юго-востоке Турции. Ты бывал в Турции, Эдгар?

– Нет, дядюшка, – ответил я.

Кроме дома, я бывал только в своей школе-интернате, и дядюшка об этом прекрасно знал, но мне все равно нравилось, когда он задавал такие вопросы.

– А стоило бы побывать, – заметил он. – Очень даже стоило бы. Твой отец разве не любит путешествовать?

– Он любит ездить на рыбалку в Шотландию, – сказал я, немного подумав. – Но меня с собой никогда не берет. Говорит, мне там будет скучно.

– И он, пожалуй, прав, – улыбнулся дядюшка Монтегю.

– А вы сами, сэр, до сих пор путешествуете? – спросил я.

Дядюшка Монтегю покачал головой.

– Нет, Эдгар, – ответил он. – В свое время я много путешествовал. Но теперь приходится быть здесь.

Мне показалось странным, что он должен оставаться дома. Дядюшка всегда производил впечатление человека состоятельного, и мне в голову не приходило, какие обстоятельства помешали бы ему путешествовать. Но потом я подумал, что дело может быть в неизвестных мне проблемах со здоровьем. А они тем временем могли бы объяснить многие странности его поведения. Я даже заподозрил, что, вероятно, это он пытался открыть дверь уборной.

– Дядюшка, вы хорошо себя чувствуете? – спросил я.

Как же я был удивлен, когда вместо ответа дядюшка громко расхохотался. Я не понимал, почему мои слова вызвали у него такое бурное веселье, и от этого лишь укрепился в подозрении, что у него не все в порядке с головой.

– Ты думаешь, я повредился рассудком? Не так ли, Эдгар? – спросил он, отсмеявшись.

То, что он может читать мои мысли, стало для меня полной неожиданностью.

– Нет, дядюшка, – не вполне уверенно сказал я. – Вы, наверное, очень устали.

Дядюшка Монтегю поморщился.

– Да, Эдгар, – его голос звучал еле слышно. – Я очень устал.

– Давайте я схожу позову Франца, – предложил я и шагнул к двери.

– Нет! – не допускающим возражений тоном отрезал он, схватив меня за руку. – Франц не любит… гостей.

Он почти сразу отпустил мою руку, и я замер в растерянности. Дядюшка Монтегю, глядя на меня, глубоко вздохнул.

– Прошу прощения, Эдгар, – сказал он с чуть заметной улыбкой.

– Я не хотел вас напугать.

– Может быть, вернемся к огню?

– С удовольствием, дядюшка, – согласился я.

Мы уселись в свои кресла и довольно долго сидели молча, слушая, как ухает и шипит пламя в камине и тикают напольные часы. Через какое-то время дядюшка стал ритмично постукивать длинными пальцами сложенных вместе ладоней, а я с трудом подавил зевок.

– Раз уж мы с тобой здесь, я мог бы рассказать тебе про этот рисунок, – произнес дядюшка внезапно.

– Про тот, который висит на стене? Конечно, дядюшка, расскажите. Если это вас не слишком утомит.

Дядюшка Монтегю откинулся на спинку кресла и исчез в тени.

– Спасибо за заботу, Эдгар, – сказал он. – Мне полезно будет на что-нибудь отвлечься. А коль скоро ты не прочь послушать историю, то я не прочь ее тебе рассказать.

Фрэнсис Уэйбридж скучал, чем невероятно раздражал своего отца – Артура Уэйбриджа. Тот, будучи сдержанным англичанином, выказывал раздражение тем, что мурлыкал себе под нос песенку, отбивая под столом ритм ногами.

Дело было в закатные дни Османской империи. Уэйбриджи, отец и сын, сидели в чайном дворике возле пруда со священными карпами в городе Урфа на юго-востоке Турции. Солнце уже скрылось за соседними минаретами; ласточки, шумно споря за лучшие места, располагались на ночлег в ветвях деревьев.

– Не понимаю, как ты можешь скучать, – говорил мистер Уэйбридж. – Ты находишься в городе, в древности именовавшемся Эдессой. Это родина Авраама, она упоминается и в Библии, и в Коране. Посмотри вокруг, – мистер Уэйбридж театрально повел рукой. – Неужели ты и теперь скажешь, что все это нагоняет на тебя скуку?

Фрэнсис ничего не ответил, а только закрыл глаза и тяжело вздохнул. Его отец снова принялся напевать – все так же тихо, но в более быстром темпе. Когда Фрэнсис открыл глаза, он увидел кошку. Та воровато взобралась на ближайшее дерево, на пару секунд скрылась за стволом, а потом появилась в развилке ветвей в десяти футах у них над головами.

– За время нашего путешествия, – продолжал мистер Уэйбридж, – тебе выпало побывать в Стамбуле – легендарном Константинополе, жемчужине Византии. Ты стоял под величественным куполом Айя-Софии. По Черному морю ты доплыл до самого Трапезунда. Прошел по следам Александра Великого. И все это было «скучным»?

– Не все, – сказал Фрэнсис.

– Ну хоть так, – сказал его отец. – Я рад это слышать.

Скучным было не все, что видел Фрэнсис. Например, у озера Ван им с отцом встретился пастух с огромной собакой, на которую был надет устрашающего вида ошейник с шипами. Отец сказал, что шипы на ошейнике, скорее всего, – для защиты от волков. Но эта встреча не искупила всей скуки утомительного путешествия.