Итальянская любовь Максима Горького - Екатерина Барсова

— «Натягивать сову на глобус»! — со вздохом закончила Анна.

— Да, — Курочкин показал взмахом головы на легендарную сову. — И мы не имеем права этого делать.

Вася замолчал. Он смотрел прямо и перед собой, легонько барабаня пальцами по столу. Анна знала, что этот жест свидетельствует, что Вася о чем-то сосредоточенно думает и боится спугнуть свою мысль преждевременным словом, еще не оформившимся в стройную цепь умозаключений. Она уже хорошо изучила своего начальника за то время, что они работали. И знала, что они с Васей при всей их разности — люди одной волны и поэтому понимают друг друга не только с полуслова, но с полужеста, а иногда и — в полном безмолвии.

Наконец Вася посмотрел на Анну. В его глазах таилось торжество.

— Есть одна мысль. Правда, ее еще нужно перепроверить. А пока давай я тебе кофе сварю.

Готовить вообще-то — дело мужское, и кофе варить — тоже. Если вдуматься, то мужчины рождены творцами. А женщины — мастерицами. Совершенствующими свое ремесло. Даже кофе. Казалось бы — чего уж проще? Но Вася все равно варил лучше, чем она!

После кофе Вася откинулся на спинку стула. И, закрыв глаза, промурлыкал:

— Позвони Шевардиной. Может быть, мы чего-то упустили. Расспроси ее хорошенько.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас! Не будем ничего откладывать!

Трубку взяли не сразу. Но потом Анна услышала:

— Я не в Москве. Я в Италии. — И быстро дали отбой, прежде чем Анна сумела что-то сказать.

В недоумении она посмотрела на Васю.

— Что там?

— Шевардина в Италии. Но почему она не стала со мной разговаривать?

— Роуминг! Кто же будет тратить деньги на разговоры, когда каждая минута на вес золота?

— И что делать?

— У нас же должна быть ее электронная почта, спишись. Спроси, по какому она там делу. И сообщи, что у нас есть новые данные по ее родословной.

— Письмо тоже писать прямо сейчас?

— Рыжикова! — недовольно протянул Вася. — Я тебя не узнаю. У нас что — в запасе несколько жизней?

Анна подумала, что за последнее время она отвыкла от оперативной работы. Вася пребывал в хандре и не торопил ее с теми немногочисленными делами, которые у них были. Вот она и стала незаметно все откладывать на «потом». Вообще-то если задуматься: «потом» — это болото, из которого выбраться нелегко. Вот так и живут люди с надеждой на какую-то иную жизнь, где они все сумеют сделать вовремя и оперативно.

— Написала? — спросил через некоторое время Вася.

— Да.

— Отлично! Будем ждать ответа.

— Я рада видеть тебя таким! — тихо сказала Анна.

— Я и сам рад! Наверное, краткая депрессия неизбежна, но пусть она не засасывает надолго. Ни к чему это. Подобное питается подобным. Если долго смотреть в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя. Поэтому похандрил — и хватит! Нас ждут великие дела!

— Кто бы сомневался!

— И я думаю посоветоваться с одним человеком… — Вася замолчал, но взгляд у него при этом был хитрым и довольным. Начальник что-то замыслил. И Анна незаметно улыбнулась.

Флоренция. День назад

Сад был полон призраков. Даниэла это поняла, как только ступила на его территорию. Так странно думать: еще недавно бабушка была жива. А теперь ее нет. Раньше Даниэла не задумывалась над смертью. Но сейчас ей показалось, что эта таинственная гостья — рядом с нею. Она ощущала невольную вину за бабушкину смерть. Кто знает: может быть, она своими настойчивыми расспросами привела бабушку в волнение и сердце не выдержало? Никто ничего не знает. Семейный доктор сказал, что бабушка умерла от старости. Но что такое старость?..

Даниэла тряхнула волосами. Было странно думать о смерти и старости сейчас, когда ей всего девятнадцать лет, и вся жизнь впереди. Но ведь смерть может наступить в любой момент. И тогда Старость выглядит совсем в другом свете — подарком небес.

Мари-Роз. Родная, любимая. С теплой улыбкой и ласковыми руками. Маленькой Даниэла очень любила бывать у бабушки. Гуляла по этому саду, который представлялся сказочным лесом. Купалась в этом пруду. И в детстве пруд казался ей ужасно таинственным и огромным. Теперь, конечно, все не так.

В темноте воздух пах жасмином и розами.

Даниэла могла бы зажечь фонарик, но она хорошо ориентировалась в этих местах. Они были ей знакомы столько лет, и поэтому она шла на ощупь. Постепенно глаза привыкли к темноте, и она шествовала уже уверенней. Даниэла могла бы прийти сюда днем, но были причины сохранить свой визит в тайне.

Она вышла к пруду. Его гладь отливала тусклым серебром. Даниэла быстро разделась и нырнула в воду. Она плыла, тихо отфыркиваясь, затем перевернулась на спину и какое-то время лежала так, на воде, плавно подгребая под себя руками. Прямо на нее смотрела равнодушная луна.

Где-то раздался треск сломанной ветки, и она словно очнулась от наваждения. Выбралась на берег, натянула на себя платье и надела туфли на мягкой подошве — удобные и без каблуков.

Даниэла ступила на террасу и посветила фонариком. Вот спальня Мари-Роз, вот гостиная. Она вспомнила слова Витторио: «Ищи в потайных ящичках. Мы, флорентийцы, любили делать мебель на заказ — с разными укромными уголками, невидимыми для постороннего глаза».

Кабинет Мари-Роз был, к ее удивлению, заперт, но Даниэла знала, где бабушка хранила запасные ключи, когда стала все забывать. И, отыскав горшок с пеларгонией, сунула руку в землю. Так и есть! Ключ от кабинета был там.

Отряхнув его от земли, Даниэла вставила ключ в замочную скважину и, повернув два раза, толкнула дверь вперед. С тихим скрипом дверь открылась.

Бабушкино бюро! Даниэла провела по нему пальцами. И вспомнила разговор с Витторио.

— Это же очень просто, — объяснил ей Витторио. — Надо только знать устройство бюро.

— А если я не знаю, что делать?

— Измерь его. И сфотографируй. Остальное предоставь мне. Сможешь?

— Конечно!

Она посмотрела на схему, которую дал ей Витторио. Если бы он был рядом — ей было бы легче. Но двоих заметить легче, а Даниэле это было не нужно.

Витторио верит в нее, в то, что она справится сама. И она должна быть на высоте, оправдать его ожидания. Витторио обвел красными кружками уголки, где обычно делали потайные места. Это мог быть ящик или просто пустая полость…