Мир ведьмаков - Леонид Кудрявцев

— Порох? Какой порох? — переспросила она.

Федоров слегка улыбнулся.

— Ну, вспомни, о чем мы говорили однажды ночью… О Марте, порохе и вопросе, на который она должна ответить. Ладно, забудь. Скажи лучше главное. Как я понимаю, единственной причиной, по которой Щербак мог пустить слух, что я ведьмак, был поиск желающего пожертвовать частью своей жизни ради того, чтобы вернуть его дочь. Найдись такой, он бы разговаривал со мной совсем по-другому. Значит, желающих пока не нашлось, но кто-то на примете, я уверен, у него уже есть. Не так ли?

— Так, — подтвердила Анна. — Как ты узнал?

— Мне приходилось сталкиваться с подобными ему. Кто это и сколько еще, на твой взгляд, он будет думать?

— Ну…

Анна задумалась. В этот момент она была просто очаровательна и, глядя на нее, Ларион почувствовал, как у него сжалось сердце. Будь все десять лет назад…

— Скажи для начала кто это?

— Одна вдова. Ее муж был собирателем и погиб полгода назад. У нее плохо ходят ноги, и есть дети. Щербак обещает, что остаток жизни она не будет нуждаться, ну а потом, когда… в общем, когда ее не станет, он будет заботиться о ее детях.

— Думаешь, он выполнит обещание?

— Обычно он слово держит. Ну и потом все об их возможном соглашении знают. Так что отказаться от своих обещаний у него не получится. Она для этого все и разболтала, я так понимаю.

— Умная женщина.

— Станешь умной, если есть дети, муж погиб и нового найти нет никаких шансов.

— Да, конечно, и этот вариант ей очень даже подходит.

— Подходит, только она боится, — ответила Анна. — Вдруг что-то пойдет не так. Вдруг будет больно.

— А Щербак давит?

— Да, говорит, что найдет кого-то другого. И найдет, у него уже есть на примете. Она это знает.

Федоров встал, прошелся по комнате, потом вернулся к Анне, снова возле нее сел.

— Получается, — сказал он, — что у меня остался от силы этот день. Завтра меня из города просто не выпустят. Он найдет повод. Да и сегодня так просто не уйти.

— Наверное, — вздохнула Анна.

— Впрочем, есть один вариант. Только придется поторопиться и сделать все сегодня, прямо сейчас.

— Он безопасный?

— Абсолютно.

— Врешь ведь?

— Нет. Хочешь побожусь?

Она слабо вздохнула, взглянула на него с надеждой и тихо спросила:

— А что если ты все-таки выполнишь желание Щербака? Формально все будет в порядке. Женщина отдаст свое время добровольно, продаст его фактически. Помощник мэра вернет дочь, души в которой не чаял. Думаю, ты можешь поставить условием сделки то, что нам не станут препятствовать жить вместе. И тебе не надо будет уезжать. Счастливый конец.

Ларион вздохнул.

— Это невозможно. Я не могу отступить от своих принципов.

— Даже ради меня?

— Даже так. И потом ты просто не представляешь, к чему это приведет.

— Жаль…

Они помолчали. Анна пожала плечами, слабо улыбнулась, заглянула ему в глаза.

— Мир устроен очень несправедливо. Почему те, кого любишь, все время уходят?

Что на это можно было ответить? Только обнять.

— Но ты вернешься? — спросила она. — Когда-нибудь.

— Вернусь, — ответил он. — И если найду хорошее место, жителям которого будет все равно, кто я есть и что умею, приеду за вами.

— Это хорошо. А такие места на Земле сейчас есть?

— Не слышал, но, может быть, и есть. Я, по крайней мере, буду искать.

— Ну это хоть что-то, — промолвила Анна. — Ты торопишься, но, может быть, у нас еще есть немного времени?

— Попрощаться?

— Да, — сказала она и подставила губы для поцелуя.

Мягкие, нежные, самые красивые губы в мире.

10

Жуков был коренастым, с солидным животиком. Он сидел в старом плетеном кресле, смотрел на Федорова сонными, слегка навыкате глазами и словно чему-то про себя улыбался, словно одновременно мысленно находился не здесь, а где-то в другом месте.

Еще он курил, старую, без фильтра сигарету. На пачке, лежавшей у него на столе, было написано «Гуцульские». Очевидно, она была с бывших военных складов.

— Объясни, — сказал Жуков, — к чему это может привести? И поподробнее, пожалуйста.

«А может, — подумал Ларион, — я ошибся? Сумеет ли такой увалень справиться с Щербаком? Хватит ли у него для этого сил, энергии? Наверное, уже нет. Впрочем, кто мне мешает в таком случае попытаться прорваться силой, нахрапом? Да никто. Только на это я пойду лишь в самом крайнем случае, а пока — надо объяснять, сидеть и объяснять. Если благодаря этому удастся выехать из города без стрельбы, шкурка выделки стоит».

— В общем, если я выполню хотя бы одну такую просьбу, а судя по всему твой помощник либо сегодня, либо завтра попытается меня заставить это сделать, вместо города откроется филиал ада.

— А именно?

— Все очень просто. Чем угодно готов поручиться, незамеченным это не останется. А в городе Пушкино, так же, как в любом другом, есть много людей, потерявших своих близких. Стоит им увидеть «вернувшуюся» дочку Щербака — и тут начнется черт те что. Каждый пожелает оживить какого-нибудь своего родственника. И очень быстро каждый сообразит, что тратить ради этого свою жизнь совсем не с руки. Возникнет гигантская нужда в людях, согласных пожертвовать свое время. За плату, понятное дело. Их, конечно, не хватит, поскольку не каждый решится на это. Зная людскую натуру, ты понимаешь, что будет дальше?

— И что?

Жуков с самым безмятежным видом потушил окурок в старинной хрустальной многогранной пепельнице, сел поудобнее, сложил руки на животе.

— Жертвователей будут делать, то есть людей начнут специально доводить до такого состояния, при котором они будут согласны отдать часть свое жизни, лишь бы их оставили в покое. Представляешь, в какой ад превратится твой город? А ведь это еще не все. Слух о том, что в твоем городе появился ведьмак, способный оживлять умерших, пойдет гулять и сюда потянутся приезжие.

— Что в этом плохого? Оживится торговля. Город станет богаче.

Ларион хмыкнул.

А может он допустил ошибку? Не окажется ли этот человек еще опаснее, чем его помощник? Желая свободы, не сменил ли он одну клетку на другую, причем более крепкую?

Он прислушался.

Нет, здесь дверь была надежнее и чем там занимается охранник в коридоре, совершенно не слышно. А зря. Было бы неплохо знать, с какой стороны от двери он теперь стоит. На случай если придется уходить, так же, как и пришел. С большим шумом.