Беги от любви - Симона Элкелес

Между Моникой и мной по воздуху бегут искры, но Трей ничего не замечает. Всю оставшуюся дорогу он ноет про цены на бензин, а потом переходит к критике гибридных и электрических автомобилей. Я слушаю вполуха, потому что занят: пытаюсь понять, на что намекала Моника, задав тот странный вопрос.

И даже после того, как Трей меня высаживает, я по-прежнему думаю о вопросе Моники, на который я так и не ответил. Я захожу к себе в комнату, понимая, что буду часами прокручивать в голове наш незавершенный разговор и поспать сегодня вряд ли удастся.

На моей кровати сидит обиженная Дани.

– Ненавижу тебя, – говорит она.

– Мне все равно, – отвечаю я. – Бонк с тобой только для того, чтобы добраться до меня. Он змей.

Скрестив руки на груди и сощурив глаза, она смотрит на меня так, будто я неправ.

– Ты о Мэттью ничего не знаешь.

Я закатываю глаза:

– А ты, типа, знаешь? Шутишь, да? Ты когда с ним познакомилась? Целых пять минут назад?

– Вик, мне все равно, как ты к нему относишься. Ах да, чуть не забыла. Мы с Мэттью вместе идем на бал выпускников.

– Бонк любит только себя. И да, чуть не забыл. С ним на бал выпускников ты не идешь. Дани, он наш соперник, заклятый враг. Чтобы нас победить, он не остановится ни перед враньем, ни перед изменой, ни перед кражей. Да черт возьми, он уже увел у нас квотербека, и была бы нам крышка, если бы Фитц не занял его место.

– Ты тут не главный, – говорит Дани, пыхтя и сопя, как типичная четырнадцатилетка. – Я могу делать что хочу и когда хочу.

– Нет, с Мэттью Бонком не можешь.

Она в гневе выбегает из комнаты, но я не сказал ей того, что хотел. Возможно, я не в состоянии ее контролировать, но, так как mi’ama здесь нет, я буду из кожи вон лезть, чтобы Дани не наделала ошибок, которые испортят ей жизнь. Я-то знаю. Я уже наделал ошибок, которые испортили мою жизнь. С Моникой сегодня я тоже допустил ошибку?

В ВОСКРЕСЕНЬЕ Я ПРОСЫПАЮСЬ С МЫСЛЬЮ о Вике. Вчера в машине он так и не ответил на мой вопрос. А я затаила дыхание, надеясь услышать ответ, который доказал бы, что Вик испытывает ко мне чувства, хотя бы малую толику. Черт, что на меня нашло? Мне следует думать о том, почему мой парень хочет отложить разговор о расставании до тех пор, пока не пройдет бал выпускников.

Я сажусь в машину и еду к Трею домой – мы же вчера не договорили. Может, Трей и боится серьезного разговора, но наши проблемы никуда не денутся, если не обращать на них внимания. Как обычно, дверь в квартиру не заперта. Я заглядываю внутрь.

– Привет! – кричу я, а сама сжимаю руки в кулаки, разрабатываю ноющие кости, которые напоминают мне о том, что я более хрупкая, чем хотелось бы.

Слышен только шум воды.

Я прохожу в квартиру, надеясь на то, что никто не видит, как медленно приходится двигаться. Наверное, Трей спит. Заглядываю в его комнату, но его там нет. Из ванной доносится его покашливание – этот особенный звук я узнаю всегда.

Дверь приоткрыта. Трей стоит у раковины, на бедрах полотенце. Он лезет в пакетик, в котором несколько таблеток. Я сразу понимаю, что это, – нам показывали на уроках по основам здоровья в десятом классе. У Трея вызывающий сильнейшее привыкание наркотик vyvance[15]. Сердце у меня обрывается, я хочу убежать и притвориться, что не видела, как он кладет таблетку в рот. Если бы я не знала, что это за таблетка, жила бы себе в неведении. Но не могу. Больше не могу.

Я толкаю дверь. Она скрипит, сообщая Трею о моем появлении.

– Трей, ты серьезно? – говорю я. – Да ты подсел!

Я разворачиваюсь и иду вон из квартиры, но он бежит следом.

– Моника, это не то, что ты думаешь.

– Я думаю, что ты пристрастился к запрещенному рецептурному препарату, – говорю я. – Даже не думаю – знаю, что это так. А вдруг тебя поймают? Могут и арестовать. Ты даже не знаешь, что в этих таблетках. Вдруг в их составе то, от чего можно умереть?

Между нами нарастает напряжение, оно уже как бетонная стена.

– Прости, – пожимая плечами, говорит Трей. – Я не знаю, что ответить. Эта дрянь… от нее я чувствую себя сильным, мое сознание проясняется. От этого не умирают. И зависимости у меня нет.

Я поднимаю ладонь, к глазам подступают слезы. Это конец.

– Я не могу больше с тобой встречаться, с таким тобой – нет.

Он обиженно выдыхает:

– Я сейчас под таким давлением! Ты даже представить себе не можешь, через что я сейчас прохожу. Мне нельзя сбавлять темп. Ты скажешь, что все дело в наркотиках, но проблема гораздо глубже.

У меня по спине пробегает неприятный холодок, я вздрагиваю.

– Так ты собираешься остановиться и разобраться в себе и в наших отношениях или мы расстаемся?

Он прислоняется лбом к стене.

– Мне это необходимо. Моника, это не означает, что мне на тебя плевать. Просто все изменилось. Я изменился. Мы изменились.

– Последние несколько месяцев я чувствовала, что все изменилось, – признаюсь я. – Наверное, всему хорошему приходит конец.

– Наши отношения уже давно разваливаются. Я просто не знал, как тебе сказать. Не хотел тебя обидеть, но теперь это моя жизнь.

– Ты же знаешь, мне нет места в твоей жизни, если ты принимаешь наркотики.

– Бросать я не собираюсь, так что лекцию можешь не читать. – Я пячусь от него, но он хватает меня за локоть и спрашивает: – Но мы же идем в субботу на бал выпускников, да?

Я несколько раз моргаю, не веря своим ушам.

– На бал я не пойду. Это было бы слишком странно.

Он подается вперед, лицо смягчается.

– Послушай, я же знаю, что у тебя уже есть платье, и наши друзья уже распланировали весь вечер. Моника, я хочу пойти с тобой. Неважно, выберут нас королевой и королем, но мы должны пойти на бал выпускников вместе. Это наша судьба.

– Судьба? Почему? – спрашиваю я в недоумении.

– Хочешь правду?

Я смотрю так, будто говорю: «Ты, должно быть, шутишь».

– Еще бы. Я всегда хочу правду.

– Я знаю, что ты меня сейчас ненавидишь.

– Трей, я тебя не ненавижу. Мы вместе столько лет, что я не смогу тебя возненавидеть, даже если очень постараюсь.

– Я никогда не оставлю тебя, – говорит он. – Только пойди со мной. Хорошо, судьба здесь ни при чем. Просто мне нужно сосредоточиться. До бала не надо никому рассказывать, что мы расстались, чтобы не создавать шумихи. Договорились?

Лгать друзьям? Делать вид, что у нас все хорошо, когда все распалось?