Я из Зоны. Сегодня никто не умрет - Дмитрий Григоренко

Антон молчал. В глазах его плескался страх, особенно когда он смотрел прямо на меня – здорового мужика, которого он предал.

– Поймешь еще, – сказал я. – Давай, семки жуй…

Не знаю, что творилось на душе у Деревянского, а мне точно полегчало. Сразу. Все стало ясно и понятно. Я поставил в этой истории точку.

Я стоял под козырьком больницы. Дождь отбарабанил, разлил лужи. «Хороший у меня получился увольнительный – нечего сказать, – подумал я. – Без копейки остался, даже на автобус денег нет. Ладно, лучше пройдусь». Асфальт весело стучал под подошвами моих ботинок.

Впереди меня ждала дорога в Зону.

1

– Беги, Костыль, беги!

Баранов, тяжело дыша, держался за правый бок. Слюни его летели в мою сторону, орошая мою голую спину.

– Не плюйся, – выдохнул я, – бежим вместе!

Лето дало трещину, наступил сентябрь. Листья по краям начали золотиться, по утрам становилось все холоднее и холоднее. Зато днем лето еще бесновалось, стараясь выдать максимальную дозу ультрафиолета. Земля не успела пока насытиться осенними дождями, и пыль поднималась до пояса. Мы бежали, как стадо кабанов, за которыми неслись охотники. Почти так и происходило: машина «скорой помощи», «уазик» с командованием, солдатки, которые маркировали километраж.

Мимо, шумно вдыхая носом и выдыхая через рот, пронесся соперник. Зараза.

Накачанный, широкоплечий. «Где их понабрали? Со всей Границы свезли, отбирают лучших».

Да, лето пролетело, словно истребитель. Отзвучала капелью весна, и вот наступила осень золотая. Я время зря не тратил.

– Давай, – прорычал я.

Тяжелы были берцы. Даже в облегченных, с упругой подошвой – и то переставлять ноги казалось непосильной задачей. Хотя, надень я обычные свои бульдозеры, то еще километра три назад упал бы обессиленный.

А это было только начало. Отбор в ряды военных разведчиков на территории Зоны. Впереди дорога черной летной бежала между полями. Высокая трава, запах цветов – романтика. «Сейчас еще кусочки легких выплюну на землю, – подумал я, – и картина станет идеальной. Кузьма Новиков погиб при сдаче кросса».

Я вдруг понял, что не слышу дыхание Рената. Обычно он сопел и булькал, как паровоз, приходящий на перрон. Обычно, пересекая финиш, он начинал кричать, требовать воды, обливаться по пояс, забрызгивая окружающих.

Я оглянулся. Машины почти подперли нас, значит, были мы последними. «Тьфу, крайние, – вспомнил я. – Последние – плохое слово».

Ренат отстал. Шапку он скинул, весь раскраснелся, дорожки пота щедро украшали его бритую голову.

– Давай! – крикнул я.

Баранов покачал опущенной головой. Плохо. Смотреть надо вперед. Смотреть надо по сторонам, замечая любое движение, любой объект.

Я задержался, поджидая товарища.

– Беги, боец! Не жди! Семь уже пробежал!

За ним плелись еще несколько бойцов. «Сойдут, – понял я, посмотрев на них. – Эх, Баранов, что ж ты! Гора мышц, а как кросс – хоть помирай». Он поравнялся со мной и тут же получил звонкую оплеуху.

– Не догонишь меня – тряпкой будешь! – просипел я. Увернулся от его удара справа и ринулся вперед.

Ноги еле шевелились, словно я бежал по песку. Впереди маячила спина соперника в футболке с надписью «Атлант». Это меня разозлило. Сзади раздавалось сопение Рената, и я ускорился. Глупо, впереди была еще «трешка», но захотелось обогнать этого «атланта». С каждым движением, через «не могу» становилось легче. Помог легкий ветерок, который приятно обдувал спину.

«Атлант» обернулся, зыркнул на меня и начал набирать скорость.

«Нет, теперь ты от меня никуда не денешься». Но я уже сбился с правильного ритма дыхания. Вдохнул полной грудью, задержал воздух в легких и выдохнул. Голова закружилась, но ритм восстановился.

«Нет, не зря нас пинал начмед все лето». Муштровали нас не по-детски: бег, турники, брусья, тренажерный зал, самодельные.

Догнал я «атланта». Он не хотел уступать дорогу. Начал обгонять его слева, и тогда он сделал заступ, мешая мне обойти. «Ничего, на финише ускорюсь. Гадом буду, но обойду».

«Атлант» побежал быстрее. За километр до финиша мы обогнали группу из трех человек. За пятьсот метров – солдатика из нашей части.

Последние двести метров мы летели, почти не касаясь земли. Я выискал момент, ускорился, поравнялся с «атлантом». Густота листвы по сторонам дороги усилилась. Нам кричали – кто-то с одобрением, а кто-то завопил:

– Слабаки!

Толчок в плечо заставил меня потерять равновесие, и я отстал на несколько секунд. Опередил меня атлантовец. По инерции я пробежал еще метров двадцать, остановился. Финиш.

– Ходи, ходи, не стой!

– Знаю, – огрызнулся я.

После бега, когда сердце стучит со скоростью сто двадцать в минуту, нельзя резко останавливаться. Я закинул руки за голову, подключая межреберные мышцы к дыханию. Пятна перед глазами желтого цвета постепенно сходили на нет. «Атлант» подмигнул мне – для победы все средства хороши.

Я попытался сплюнуть, но во рту было сухо. Ренат доплелся. Строгий военный с секундомером крикнул:

– Двадцать и пять!

«Ого! Не слабо. Интересно, если Ренат уложился, то за сколько тогда я проскочил десятку?»

Ренат приблизился и просипел:

– Еще раз тронешь…

Вот так и помогай людям. Нет, за лето с Барановым мы не сдружились. Совместный спорт сближает людей, но между нами стояли слова Рената. Я не хотел с ним общаться, с человеком, который судит других по форме носа. И доказывать ему, что это глупо, не видел смысла. Человека надо судить по его поступкам.

Дух соперничества лег в основу нашего общения. Теперь я понимал это.

Баранов направился к столику, взял полуторалитровую бутылку воды и стал поливать себе голову.

– Это же минералка, – пропищал солдат.

Рената это не остановило. Он начал фыркать, как тюлень, брызги полетели в стороны.

– Новиков! – крикнул начмед. В белом халате, который в полях казался нелепым, капитан стоял и курил в сторонке, возле ели. Вокруг – хаотичное движение. Добегали наши соперники, солдатики кричали, кричали экзаменаторы, незнакомые мне офицеры в новой полевой форме. Фотограф, усатый дядька с недовольным выражением лица, щелкал каждого добежавшего до финиша и огрызался на вопрос: пленка не закончилась?

– Новиков! – требовательно повторил мою фамилию начмед.

Я подошел к нему.

– Я!.

– Ты-ты. Кто же еще. Чего так слабо пробежал?

Во рту пересохло, ноги тряслись, пот струился, словно я стоял под водосточной трубой. От такой наглости начмеда все эти аспекты отдалились на второй план.