Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Если принять Н. С. Батюшина и В. Г. Орлова за действительных профессионалов следствия и контрразведки, то не может не вызвать удивления тот факт, что они не удосужились проверить показания Я. П. Кулаковского или найти какие-либо улики, на основании которых подследственного можно было бы действительно обвинить в шпионаже. Не было сделано даже подобных попыток. Логика следователей была проста: есть обвинительные показания, а раз С. Н. Мясоедов выезжал на фронт – значит, делал это исключительно с целью предательства. Отрицание вины со стороны обвиняемого стало основным доказательством его преступления, так как следователи, а затем и судьи довольно дружно пришли к выводу, что шпионы не сознаются в своих преступлениях98. Очевидно, подобные умозаключения были в немалой степени направляемы сверху.

8 (21) марта 1915 г. Н. Н. Янушкевич сообщал В. А. Сухомлинову: «Мясоедова, вероятно, вздернем в Варшаве. Ликвидируем и других»99. В тот же день он вновь изложил перед военным министром свой подход к следствию: «Дело Мясоедова будет, вероятно, ликвидировано окончательно в отношении его самого сегодня или завтра. Это необходимо ввиду полной доказательности его позорной измены, для успокоения общественного мнения до праздников (имеется в виду Пасха, праздновавшаяся в 1915 г. 22 марта (4 апреля). – А. О.). Остальные пойдут группами, по мере их выяснения. Полевой суд разберет их виновность сам»100. В обстановке раздуваемой в обществе истерики полевой суд во время войны чаще карает, чем разбирается в сути дела, и это полностью устраивало организаторов общественного мнения. Мертвые становились свидетелями вины живых.

Пока эта крепость оставалась в руках противника, русское командование не могло полностью использовать прекрасную двухколейную железную дорогу, что в первую очередь сказывалось на снабжении 8-й армии. Австрийцы опасались, что падение Перемышля существенно усложнит ситуацию и на фронте, и в тылу, а это могло повлечь за собой окончательное

разрушение авторитета монархии и даже распад империи. Эту крепость без всяких преувеличений можно было назвать гордостью Двуединой монархии. Каждое новое поражение Габсбургов ухудшало стратегическое положение Австро-Венгрии и тем, что способствовало дрейфу Италии в лагерь Антанты. Эти опасения разделяло и германское командование1. Именно поэтому Ф. Конрад фон Гётцендорф гнал неподготовленные для горной войны армии вперед, не считаясь с потерями, которые за время боев в Карпатах превысили 800 тыс. человек, причем три четверти выбыли из строя в результате болезней2. Конечно, эта цифра в несколько раз превышала численность гарнизона, который собирались спасти, но, как мне представляется, ценность крепости носила не только и не столько военный, но и символический характер, весьма важный в этот момент.

Вторая осада Перемышля началась 5 ноября. Еще в конце 1914 г. было принято решение о переброске под крепость тяжелой осадной артиллерии. Сделать это было непросто и по причине слабости железных дорог в тылу русской армии, и по причине близости неприятеля. Осада проходила в весьма тяжелых условиях. Гарнизон состоял преимущественно из венгров, а его начальник, заместитель коменданта генерал Арпад Тамаши фон Фогараш предпринял целый ряд вылазок в ноябре – декабре 1914 г. Английский военный корреспондент, находившийся в войсках, писал: «Годами лучшие австрийские инженеры подготавливали зоны обстрела; австрийская артиллерия знала точное расстояние до каждой точки вокруг крепости. Не было оставлено ни одного прикрытия, которое благоприятствовало бы продвижению противника. По ночам мощные прожекторы исключали всякую возможность неожиданной атаки»3. Британский журналист не преувеличивал сложности, с которыми столкнулась русская армия.

Перед началом осады в крепости были построены новые земляные укрепления, 24 опорных пункта, 200 батарейных позиций, вырыто дополнительно до 50 км окопов, заложены минные поля, установлен 1 млн кв. метров заграждений из колючей проволоки4. Осаждающей армии пришлось в условиях карпатской зимы проводить значительные инженерные работы по всему 40-километровому внешнему периметру крепости. Кроме того, в декабре 1914 г. попытки австрийского командования деблокировать крепость привели на короткий промежуток времени к тому, что залпы полевых орудий австро-венгерской армии были слышны в городе, а по ночам гарнизон сообщался с деблокирующей армией при помощи прожекторов. В крепости до последнего надеялись на выручку и даже готовили проект памятника ее защитникам. Отлитые модели барельефов к нему потом были отправлены в Ставку. Интересно, что центральное место занимало изображение Вильгельма II и выглядывавшего у него из-за спины Франца-Иосифа. Далее шли профили австрийских генералов5. Однако памятник так и остался незаконченным.

Наступление в Карпатах, предпринятое Ф. Конрадом фон Гётцендорфом без достаточного количества артиллерии, снарядов и зимнего обмундирования, привело лишь к огромным потерям, лишившим австро-венгерскую армию ее последних обученных резервов. Пробиться к Перемышлю австрийцам так и не удалось6. 6 марта 1915 г. М. Гофман записал в своем дневнике: «На Восточном театре войны благодаря нашим великим победам мы существенно сократили огромное численное превосходство русских. Мы не можем полностью уничтожить русскую армию – мы могли бы это сделать, если бы воевали только с Россией. В добавление к этому австрийцы разбиты. Галиция безнадежно потеряна для них, и Перемышль, конечно, падет к концу этого месяца, даже без русской атаки – из-за голода. Я верю, что мы не можем быть разбиты, но одновременно мы не можем и нанести нашим врагам такое поражение, чтобы диктовать им наши условия: я сказал это имперскому канцлеру»7.

Положение русской армии было действительно сложным. В результате бомбардировка фортов Перемышля началась только в начале марта 1915 г. Большое значение имела переброска под крепость восьми 11-дюймовых береговых мортир из-под Кронштадта. Под руководством генерал-лейтенанта А. А. Маниковского срочно была проведена работа по их установке на осадные лафеты. Это очень скоро принесло положительные результаты. К 13 марта под контроль осаждающих перешли командные высоты8. Крепость была обречена, 11 марта ее комендант оповестил командование, что при условии крайнего растягивания продовольственных запасов он сможет продержаться только до 24 марта9.

Состояние гарнизона было отчаянным, количество больных исчислялось в 12 140 человек, легкораненых – 6900 человек. Для прорыва движения по тылам русской армии у оставшихся в строю солдат попросту не было сил, но Ф. Конрад фон Гётцендорф считал попытку прорыва совершенно необходимой, для того чтобы «спасти честь армии»10. С 18 марта орудия Перемышля открыли бешеный огонь по осаждающим. По сути, они расстреливали боезапас, чтобы он не достался русским, и одновременно подготавливали прорыв гарнизона. За день выстреливалось до тысячи снарядов крупных калибров. В цитируемом выше письме Ю. Н. Данилова Н. В. Рузскому генерал-квартирмейстер Ставки писал: «Из Перемышля гарнизон ежедневно тысячами расстреливает бессмысленно снаряды, не причиняя нам потерь и не решаясь больше на вылазки; впечатление таково, как будто противник стремится поскорее расстрелять свои снаряды. Это предположение согласуется с известиями о наступивших затруднениях по продовольствованию гарнизона»11.