Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Итак, М. В. Алексеев был назначен главнокомандующим фронтом, в состав которого входили восемь из двенадцати действовавших русских армий и семь крепостей75. Состояние фронта, по его мнению, было тяжелым: «Армии были ослаблены предшествовавшими боями, артиллерийское и техническое снабжение было в значительно худшем виде, чем на Юго-Западном фронте. Хозяйственная часть тыла не в силах была удовлетворить потребностей армии по очень сложным причинам, из которых некоторые крылись в деятельности центральных управлений. Оперативная штабная часть была принята в плохом виде»76. На новое место службы он прибыл вместе со своими ближайшими сотрудниками – генералами М. С. Пустовойтенко, занявшим должность генерал-квартирмейстера, и В. Е. Борисовым. В короткое время они сумели настроить против себя многих офицеров штаба, особенно тех, кто симпатизировал предшественнику М. В. Алексеева – генералу Н. В. Рузскому.

Сам М. В. Алексеев, в отличие от своего генерал-квартирмейстера, пытался избегать конфликтных ситуаций с сотрудниками и подчиненными. Некоторые из них с самого начала старались втянуть его в старые дрязги. Уже 30 марта в штаб фронта приехал командир Гвардейского корпуса с жалобой на генерала П. А. Плеве. В. М. Безобразов считал, что тот зря расходует силы в бесполезных контратаках – положение Безобразова реально выходило за уровень обычного командира корпуса; с другой стороны, П. А. Плеве был одним из лучших командующих армиями. М. В. Алексеев предпочел оставить все как есть, но известить об этом В. М. Безобразова письмом не только от себя, но и от Верховного главнокомандующего77.

Начальником штаба Северо-Западного фронта был генерал А. А. Гулевич, до войны преподававший в академии курс устройства вооруженных сил важнейших государств, а позже занимавший должность начальника штаба Петербургского военного округа. Верный своей привычке М. В. Алексеев взял на себя всю штабную работу, фактически устранив А. А. Гулевича от исполнения его обязанностей78. «Больше всех работает, как всегда, Михаил Васильевич, – отметил в своем дневнике в начале мая 1915 г. представитель главковерха. – Все важное и даже не важное в оперативном отношении поглощено им. Пустовойтенко тоже работает упорно: в оперативном отделе что-то делают. А. А. Гулевич как будто в стороне. Настроен он бодро и грозовых туч, скопляющихся вокруг нас, или не видит, или видеть не желает. Н. А. Данилов бодр, весел и дышит здоровьем, а недостаток в мясе, сене и артиллерийском довольствии, как здесь говорят, принимает характер кризиса. Что делает в общей работе В. Е. Борисов? Он помогает Алексееву, представляет ему расчеты оперативного характера и, кажется, работает над организацией пополнения и подготовки людского состава. Надеюсь, он не советчик, как сплетничают окружающие»79.

Во всяком случае, М. В. Алексеев доверял В. Е. Борисову гораздо больше, чем своему начальнику штаба – да и как могло быть иначе, когда М. В. Алексеев считал его человеком легкомысленным, неспособным правильно оценить ситуацию?80 Это могло быть объяснено еще одной специфической особенностью этого способного генерала, которую отметил служивший в штабе полковник Б. М. Шапошников: «У Гулевича имелся один недостаток: он был барин и по внешности, и в работе»81. Штаб фронта располагался в Седлеце – небольшом польском городе, важном железнодорожном узле к востоку от Варшавы. Это было спокойное и тихое место, военное время почти не ощущалось. В городе стоял небольшой гарнизон (около 50 солдат). Перед входом в здание штаба под маленьким русским флагом находился постоянный караул из двух солдат. Весь штаб Северо-Западного фронта состоял из 75 офицеров. «Генерал (Алексеев. – А. О.), – вспоминал С. Вошборн, посетивший Седлеце 10 мая 1915 г., – спокоен и тих, и с самого первого взгляда можно сказать, что это – стратег, больше решающий за столом интеллектуальные проблемы кампании, чем работающий над тактическими головоломками на поле боя»82.

Тем не менее и проблем, и головоломок у М. В. Алексеева хватало. Новая общая идея Николая Николаевича (младшего) предполагала организацию наступления на Будапешт и оттуда в обход линии крепостей Краков – Позен – Торн в район Бреслау. Этот замысел был гораздо ближе к традиционным взглядам М. В. Алексеева, которому приписывали фразу: «Наш путь на Берлин лежит через Вену». Новый командующий Северо-Западным фронтом сразу же настойчиво начал работать над этим планами. Первыми его действиями на этом посту были организация линий обороны в тылу, вывод ряда корпусов и дивизий в тыл для преобразования необходимых резервов83. В. М. Драгомиров требовал подкреплений для Юго-Западного фронта, основные силы которого уже втянулись в горную войну за перевалы. 23 марта (5 апреля) 1915 г. Н. И. Иванов и его новый начальник штаба обратились в Ставку с просьбой о присылке свежих частей, поскольку опасались угрозы удара со стороны Черновцов.

26 апреля (8 марта) «во исполнение лично данного обещания» Николай Николаевич (младший) приказал передать 3-й Кавказский корпус в состав Юго-Западного фронта. При этом главковерх потребовал, чтобы корпус был немедленно использован в Карпатах, для чего он перевозился не в Каменец-Подольский, как этого хотели Н. И. Иванов и В. М. Драгомиров, а во Львов84. Ставка, не имея собственных резервов, не позволяла командованию фронтов создать собственные. Как и в 1914 г., Верховный главнокомандующий торопился вывести все свои силы в боевую линию и побыстрее добиться стратегического успеха. Теперь на австро-венгерском направлении М. В. Алексеев вскоре изменил свои взгляды на наступление на австрийском фронте: «…он начал проводить мысль, что наступление в Карпатах – операция второстепенная и вредная, и стал противодействовать ей, отказывался выделять для нее силы с Северо-Западного фронта»85.

6 апреля Михаил Васильевич отправил первое секретное письмо Н. Н. Янушкевичу, в котором он выступил против переброски сил Н. И. Иванову. В середине апреля генерал предложил нанести ряд частных ударов по ослабленным германским войскам на восточно-прусском направлении. Однако главным предложением М. В. Алексеева была организация наступления на левом берегу Вислы, то есть фактически во фланг собиравшемуся австро-германскому контрудару под Горлице. Николай Николаевич (младший) не поддержал эту инициативу86. Нельзя не отметить, что это изменение взглядов М. В. Алексеева отнюдь не означало переоценку австровенгерского направления. Изменилась ситуация на фронте, и дальнейшее углубление двух русских армий в Карпаты или тем более за Карпаты могло привести, как показали дальнейшие события, к трагическим для русской армии последствиям.

С другой стороны, в войсках стало чувствоваться утомление, продолжать наступление этими силами было трудно. «У русских стали обнаруживаться признаки, – отмечал Э. фон Фалькенгайн, – которые нельзя было иначе толковать, как значительное ослабление боевой упругости»87. Правда, те, кому приходилось сражаться с русскими лицом к лицу, имели другие взгляды на стойкость русских войск: «Бои у Мазурских озер зимой 1915 года явились таким же свидетельством о Русской армии, как Лодзь, Бзура и Равка. Тот, кто видел русского солдата того времени, никогда не станет утверждать, что сила сопротивления его была сломлена. Он погибал скорее на своем посту, чем оставлял его без приказа начальника. Случалось, что отдельные русские отряды сдавались без серьезного сопротивления, но это было лишь тогда, когда, оставшись без начальников, люди не знали, что им делать»88. Русская армия слабела по мере вымывания кадрового офицерского корпуса.