Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл

Из физиологии Гольдберг берет данные о различиях средней концентрации отдельных гормонов в крови, в особенности тестостерона, у мужчин и женщин. Из психофармакологии он берет данные о ряде средних показателей выполнения некоторых заданий (тестов) животными и людьми, имеющими разное содержание тестостерона или других гормонов в крови. На основании использованных данных он делает вывод, что эти гормоны приводят к различиям в социальном поведении, обеспечивая мужчинам преимущества по сравнению с женщинами в силу их агрессивности. Этим объясняется и половое разделение труда, и патриархатная структура власти. В случае конкуренции за хорошие рабочие места мужчины проявляют уверенность в себе. Для женщин разумно соглашаться на второстепенные должности, а не изнурять себя в конкурентной борьбе за власть, при которой они испытывают отрицательное влияние своего гормонального статуса. Поэтому мы получаем такую социальную организацию, при которой заниматься домом предписывается женщинам, а работать в мире деловой конкуренции предписывается мужчинам.

Совершенно очевидна логическая ошибка заключительной ступени рассуждений Гольдберга. Он постулирует ситуацию открытой конкуренции, чтобы объяснить институциональную организацию, препятствующую открытой конкуренции. На самом деле, как показывают исторические факты, ситуации открытой конкуренции между женщинами и мужчинами или между мужчинами никогда не существовало. Это риторический прием, придуманный теоретиками общественного договора в XVII веке. Значительно более сложная подмена производится на более ранней ступени рассуждения, а именно: от среднестатистических различий концентрации гормонов Гольдберг переходит к категориальным различиям социального поведения.

Различие между двумя группами в среднем сопоставимо со значительной областью пересечения распределений. Согласно измерениям уровня агрессивности, которые удалось провести традиционным психологам, существует значительное пересечение показателей, относящихся к мужчинам и женщинам (см. подробнее Главу 8). Не может внушать доверия рассуждение, исходящее из небольшого массива данных, которые свидетельствуют о небольших средних различиях, тогда как значительный массив данных говорит о значительных пересечениях показателей. И потому не может внушать доверия общий вывод из этого рассуждения относительно институционального исключения женщин как группы из основных структур политической или экономической власти, которое наглядно прослеживается на материале о государственной и деловой элитах, приведенном в Главе 1. Эта проблема настолько серьезна, что иногда социобиологи вынуждены говорить о том, что общество усугубляет естественные различия между полами, и предпринимать дополнительные концептуальные уточнения.

Таким образом, биологоредукционистская аргументация слишком слаба, по крайней мере относительно некоторых социальных феноменов, которые социобиологи хотят объяснить. Идея о том, что различия в содержании гормонов сказываются на сложных ситуационных, личностных и коллективных детерминантах поведения индивида и являются конечными детерминантами его социальных последствий, предполагает значительно более мощный механизм гормонального контроля, нежели тот, который до сих пор смогли установить физиологи. В качестве примера типичного заключения, сделанного физиологами, можно привести высказывание Анке Эрхардт и Хейно Мейер-Бальбурга в обзоре исследований о «пренатальном воздействии половых гормонов на гендерно обусловленное поведение» – т. е. исследований в ситуации, где как раз можно ожидать воздействия гормонов. Эти авторы заключают, что гормональное влияние вероятно, но следствия этого влияния достаточно невелики. Очевидно, говорят они, наиболее серьезным фактором выступают социальные события в процессе воспитания ребенка: «развитие гендерной идентичности, по-видимому, главным образом зависит от половой модели воспитания», а не от гормональной детерминации.

Это может привести к концепции слабой биологической детерминации социальных моделей, но даже эта концепция будет спекулятивной. Следует отметить, что за последнее столетие был предпринят целый ряд попыток доказать биологическую детерминацию разнообразных форм социального неравенства. Наряду с аргументами о врожденности различий между полами по темпераменту и различным способностям высказывались аргументы в пользу расовых различий по смелости и интеллекту, наследуемости IQ, наследуемости нарушений психики. Ни в одном из этих случаев не был обнаружен механизм, который бы преобразовывал данный биологический факт в сложные паттерны индивидуального поведения, не говоря уже о социальных институтах. При обсуждении всех этих случаев вставали вопросы о валидности данных, использованных для установления существенного биологического воздействия.

Вполне возможно, что между женщинами и мужчинами существуют определенные врожденные различия по темпераменту и различным способностям. Эту гипотезу нельзя полностью исключить. Но если они и существуют, то мы можем абсолютно уверенно утверждать, что они не являются основанием для важнейших социальных институтов. Мы можем также сказать, что в терминах человеческой эволюции они совершенно несущественны в сопоставлении с общими качествами и способностями женщин и мужчин. Это такие видовые характеристики человека, как языковая способность, интеллект и воображение, прямохождение и использование орудий, продолжительный период детства и родительства; они отличают нас от других видов и являются составляющими того эволюционного скачка, который привел к человеческому обществу. Эти характеристики являются общими для обоих полов, и можно не сомневаться, что переход от биологической эволюции к истории был общим достижением полов.

А как только этот переход состоялся (речь идет о процессе, продолжавшемся два-три миллиона лет), сформировалось основание для отношений между телом и поведением, которое было качественно отличным от отношений, характерных для органической эволюции. На самом деле биологический редукционизм отстает от событий примерно на два-три миллиона лет.

Согласно одному из вариантов редукционизма, биология не определяет индивидуальные характеристики человека, а устанавливает границы, в пределах которых могут варьировать социальные параметры. Мы привыкли слышать, что все общества должны воспроизводить себя и своих членов и, следовательно, должны создавать и поддерживать такие типы половых и социальных отношений, которые приводят к рождению новых людей. Таким образом, все общества должны приспосабливаться к биологическим фактам, связанным с полом. Обычно на основании этих соображений делается вывод о том, что все общества должны основываться на нуклеарной семье или ее вариантах. Нетрудно услышать в этих соображениях мотивы функционализма, классические образцы которого содержатся в работах американских исследователей Толкотта Парсонса и Маргарет Мид. Речь здесь идет о хрестоматийных истинах: а) нуклеарная семья универсальна, потому что б) она является социальной формой, отвечающей универсальной биологической потребности в половой жизни и репродукции. Общество, не следующее этим универсальным принципам, обречено либо на полный упадок, либо на значительные проблемы. Следовательно, считает Парсонс, каждое общество устанавливает санкции, направленные против гомосексуальности, чтобы усилить дифференциацию половых ролей и защитить семью.