Этруски. Предсказатели будущего - Реймон Блок

Нелегко выразить свое мнение о этрусской литературе. Как мы уже видели, литературные тексты погибли, а найденные во многих местах эпиграфические документы по большей части до сих пор нечитаемы. Таким образом, желая вынести суждение о литературной деятельности этрусков, мы вынуждены собирать и тщательно рассматривать отзывы греков и римлян.

Похоже, этруски не отличались литературным вкусом и талантом, в отличие от сферы ремесел, строительства и искусства. Тем не менее, не будучи литературно одаренными в той же степени, что греки и римляне, известных литературных успехов они все же добились. Этруски были знакомы с различными сочинениями, память о которых сохранили для нас древние авторы. По словам Ливия, ему стало известно из своих источников (IX, 36), что к концу IV в. до н. э. римские дети учились этрусским буквам, так же как при возникновении империи они учились греческому письму. Впрочем, Ливий удивлен таким обстоятельством и заявляет, что это сообщение неправдоподобно. Но тем не менее данное свидетельство показательно. В любом случае оно доказывает значение этрусского элемента в начале римской литературной деятельности.

В области письменности, как и в области искусства, этруски не могли не попасть под плодотворное влияние Эллады. До нас дошли многочисленные образные памятники, такие, как саркофаги, погребальные урны, фрески, зеркала, сундуки и даже рельефы, сильно различающиеся возрастом и происхождением, которые иллюстрируют различные эпизоды греческой мифологии, причем этруски зачастую выбирали те сцены с участием героев и богов, которые мы больше нигде не встречаем в античном искусстве. Нас нередко поражает знание этрусскими художниками греческой мифологии. И представленные сцены отнюдь не всегда являются простой имитацией греческих работ. Этрусские художники и ремесленники были хорошо знакомы с греческой религиозной вселенной. Очевидно, они имели в своем распоряжении переводы или сокращенные варианты наиболее широко известных работ греческих мифографов.

В своей книге о латыни (V, 9, 55) Варрон приводит имя автора этрусских трагедий, некоего Вольния, который жил, по-видимому, во II в. до н. э., незадолго до Варрона. Подобные трагедии, написанные в эпоху расцвета эллинизма, несомненно вдохновлялись непосредственно греческими произведениями. Мы не знаем, какую роль в них играло оригинальное тосканское творчество.

Гораций и Ливий несколько раз упоминают фесценнинские песни – сатирические импровизации, излюбленные тосканским народом, мода на которые попала в Рим очень рано. Их название, несомненно, происходит от Фесценния, города фалисков возле Фалерий, чье точное местоположение нам неизвестно. Вот как описывает Гораций в одном из своих посланий (II, I, 139) эту популярную, даже простонародную разновидность поэзии, которая не изменила своего характера, попав из Тосканы на Римскую землю:

Как сообщает Авл Геллий в «Аттических ночах», в Риме во второй половине II в. н. э. некто Анниан собрал и перевел большое количество этих песен, мода на которые еще не прошла.

Согласно достаточно позднему свидетельству Цензорина, Варрон в своих трудах цитировал какие-то «Тосканские истории», несомненно, написанные не раньше чем в IV в. до н. э. Они представляли собой хроники и анналы, касающиеся конкретных тосканских городов. Память о выдающихся событиях в жизни этих городов, должно быть, перемешивалась с преданиями старинных аристократических семей. Свидетельство римского ученого подтвердилось в наше время открытием в Тарквинии, священном городе Этрурии, латинских надписей, датирующихся I в., но превозносящих славу этрусских граждан давно ушедших эпох. Эти надписи являются очень поздним отражением древней семейной традиции, основанной на воспоминаниях о подлинных событиях и неизбежном преувеличении роли семей, гордящихся своими именами. Веррий Флакк, писавший свои «Res tuscae»[13], и император Клавдий – большой эрудит и этрусколог, сочинивший двадцать книг не дошедшей до нас «Тирреники», наверняка знали эти, не только очень древние, но и имевшие колоссальную ценность источники. Важнейшей частью этрусской литературы – и той, о которой мы имеем наиболее точную информацию, – была литература религиозная. Эти священные книги знакомят нас с захватывающим и многогранным царством этрусской религии, к рассмотрению которой мы и обратимся.

На Западе в древности не было народа, более подверженного всевозможным ритуалам, чем этруски. Все время пребывать в состоянии тревоги, связанном с божественными силами, управляющими жизнью человека, – несомненно, одна из характерных черт этой поразительной нации. Древние авторы также это отмечали. Этруски – народ тем более преданный религиозным ритуалам, поскольку преуспел в искусстве их исполнения, отмечал Ливий. В гораздо более поздние времена Арнобий еще помнит об Этрурии одновременно как матери и творце суеверей. В сущности, вся жизнь этрусков была окружена сложной системой табу и правил поведения. Похоже, в Этрурии не происходило, как в Греции, а позже в Риме, постепенного отделения религиозной жизни от светской.

Этим Этрурия очень сильно отличается от языческих Греции и Рима, и оригинальная позиция этрусков четко проявляется в их отношении к событиям. По мнению греков и римлян, в мире за многие столетия все уже устоялось. Первобытный человек усматривал повсюду постоянное взаимопроникновение священного и обычного, а благодаря накопленным знаниям люди смогли объяснить неизбежные связи между многочисленными феноменами и понять, что повседневные события не требуют вмешательства внешней силы. Но как ни странно, отнюдь не так считали этруски, для которых на протяжении всей их истории любые поступки человека были окружены аурой святости. Самые обыденные и легкообъяснимые явления живой природы и человеческого общества были для них неразрывно связаны с присутствием и постоянной деятельностью таинственных сил Небес и Преисподней.

Этрусская религия была религией откровения. Первым источником откровения стало таинственное существо, родившееся из недр земли. Вот что говорит миф: однажды некий пахарь из Тарквинии, прорыв более глубокую борозду, чем обычно, увидел, как из нее вырвался крохотный дух с лицом ребенка, но с седыми волосами и мудростью старика. На крики изумленного земледельца сбежалась вся Этрурия, и тогда этот дух-гений, который звался Таг и был сыном Юпитера, огласил царям двенадцати городов те правила для расшифровки знамений, которые передавались позднейшим поколениям. Исполнив свою миссию, Таг исчез или, согласно некоторым версиям, умер. Эту чудесную историю пересказывает Цицерон в своем трактате о гадании (II, 23).