Амира. Наследники - Екатерина Орлова

– Принцесса моя, какими бы разными мы ни были, есть нечто, объединяющее нас.

– И что же это?

– Симпатия. Желание быть вместе. Нам интересно вдвоем. Мы тянемся друг к другу, и это ничто не изменит.

– Изменит, – со вздохом, немного грустно отвечает Амира.

– Например, что?

– Например, то, что папа не позволит нам просто так встречаться. Он вообще этого не допустит. Если и строить отношения, то только после брака. Даже после помолвки жених не может оставаться с невестой наедине.

– Смотри, как дерзко мы нарушаем ваши законы, – снова подмигиваю, чтобы разрядить атмосферу в салоне машины. Амира отводит взгляд, а я свой возвращаю на дорогу.

– Это плохо, – грустно отзывается она.

– Просто прими это как факт и наслаждайся. Не пытайся нас анализировать.

– Я так не могу.

– Хочешь научу?

– Не хочу, – бурчит она.

– Эй, ну что случилось? – спрашиваю я, дернув ее за край рукава.

– Я вообще не понимаю, что делаю в этой машине, – тихо говорит Амира.

– Мы едем в зеркальный лабиринт, – снова пытаюсь поднять ей настроение.

– Ты ведь понимаешь, что я не об этом говорю.

– Понимаю, – выдыхаю я и провожу рукой по волосам, зарываясь в них пальцами. – А еще понимаю, что не могу держаться от тебя подальше. Что будем делать с этим фактом?

Меня охватывает злость. Почему такая простая вещь, как свидание, каждый раз должна превращаться в анализирование наших поступков? Почему бы просто не насладиться временем вдвоем, отбросив все ограничения? Или хотя бы часть из них.

– Я не знаю, – тихо, едва слышно отвечает Амира.

До лабиринта мы едем молча. Из машины тоже выходим без слов и так же поднимаемся на один из последних этажей бизнес-центра, где размещен развлекательный комплекс. Я покупаю нам билеты, и мы наконец заходим в лабиринт. Поначалу я и сам теряюсь в этом месте, пару раз натолкнувшись на преграду в виде зеркала, но потом наконец улавливаю логику их расположения и уже двигаюсь спокойно.

Мы проходим ярко освещенную часть и попадаем под разноцветные лучи приглушенного света. Фиолетовый, темно-зеленый, красный. Когда доходим до синего, Амира начинает путаться в лабиринте, и в отражении одного из зеркал я вижу ее растерянный взгляд, который блуждает вокруг в поисках… меня? Она ведь меня ищет? Понимание того, что она, потерявшись, пытается найти именно меня, заставляет кровь бежать быстрее. Это ощущение нужности и надежды, которую на тебя возлагает понравившаяся девушка, добавляет минимум десять очков к собственной значимости.

Стою на месте буквально несколько секунд, а потом решаюсь совершить поступок, за который Амира может навсегда оттолкнуть меня. Я выныриваю из-за зеркала и, сделав шаг, оказываюсь у нее за спиной. Пока не прикасаюсь, но она уже замирает, ощущая мое присутствие. Аромат ее духов проникает в ноздри, несется по венам, выжигая на сердце ее имя. Руки сами собой поднимаются, и ладони ложатся на хрупкие плечи. Мне, наверное, это только кажется, но время останавливается. Мы отрезаны от всех звуков, даже от негромкой музыки, льющейся из колонок где-то под потолком.

Сжимаю плечи Амиры и медленно скольжу ладонями вниз по рукам, очерчиваю локти, спускаюсь к предплечьям. Наконец достигаю ее пальцев и сплетаю их со своими. Они дрожат, я чувствую эту дрожь, и меня самого пробивает током. Мы почти не дышим. Наши взгляды сталкиваются в зеркале перед нами. Ее испуганный и мой мрачный.

Что же в тебе есть такого, чего нет в других?

Почему я не могу оторваться от тебя?

Почему не могу думать ни о ком другом?

Поднимаю наши руки и укладываю их Амире на живот, обнимая ее талию ее же руками. Технически я не касаюсь ее нигде, кроме рук, но по ощущениям кажется, словно глажу ее обнаженный живот. В паху болезненно ломит, а сердце таранит ребра. И в голове только гул, ни одной здравой мысли, лишь желание – сильное и животное. Присвоить. Забрать. Сделать своей. Разрушить весь мир и отстроить заново, чтобы только она была счастлива.

Наклоняюсь к ее голове и глубже втягиваю аромат, от которого закатываются глаза и кружится голова.

– Как не сойти с ума рядом с тобой? – шепчу ей на ухо. – Как сохранить здравый рассудок, моя принцесса?

– Мал, – шепчет она, прикрывая глаза. – Нам нельзя.

– Что, если мы попробуем?

– Что попробуем? – длинные темные ресницы взлетают вверх, и наши взгляды снова сталкиваются в зеркале напротив.

– Все попробуем, – отвечаю сиплым голосом. – С тобой я хочу всего.

– Все попробуем. С тобой я хочу всего.

Его слова крутятся в моей голове на повторе вот уже вторые сутки. Вчера мы выбрались из лабиринта, опьяненные новыми открытиями. Наше уединение прервала женщина, вошедшая туда с детьми, и мы поторопились на выход, пока нас не застали в компрометирующей ситуации. Как я могла такое допустить?! До сих пор не понимаю. Нет, конечно же, понимаю. Это все слабость, невозможность противостоять сумасшедшему напору этого мужчины и желание. Животное, дикое, необузданное. Оно поднимается откуда-то из глубин моего тела, заставляя меня дрожать и жаждать прикосновений. Я не понимаю, что происходит со мной. Я словно в тумане. Подсознательно чувствую, что это не просто запрет из-за культуры и воспитания. Каким-то образом я знаю, что наши с Малоуном встречи неизменно приведут к катастрофе, но наивно надеюсь, что нам удастся ее избежать.

Прячу лицо в ладонях и тихонько стону от отчаяния.

Ничего же не будет. Жениться он на мне не сможет: папа запретит. Встречаться – тоже, конечно. Что тогда нам остается? Тайные встречи украдкой, которые только распаляют нас, но не позволяют насытиться ими? Нам мало. Мы становимся жадными, пытаемся урвать каждую свободную секунду, чтобы побыть вместе хотя бы виртуально.

Я никогда не лгала родителям, если не считать невинной лжи о своих ночных купаниях. Но это происходит на территории нашего особняка, на приватном пляже, где меня никто не видит. Днем же папа позволяет купаться всей семье, чем мы часто пользуемся. Так что фактически это даже не запрет, а мера предосторожности.

Но та ложь, которую я вынуждена сейчас скрывать, – это совсем другой уровень. Ее можно расценивать как предательство, которое наверняка принесет боль и расколет нашу семью.

– О, Аллах, помоги мне справиться с этим, – дрожащим шепотом молю Всевышнего. – Подскажи правильный путь.

Но он молчит.

И я молчу. Потому что все, что нужно сказать, не могу произнести вслух.

В дверь раздается стук, и она открывается. Я сразу же поднимаю голову и взмахиваю кисточкой, распределяя пудру по и так бледным щекам.