Сесиль Стина - Теодор Фонтане

Сесиль, заглянув в окно одновременно с Гордоном, тоже оценила поблекшее великолепие. И даже мальчик с любопытством встал на цыпочки.

– Так ты говоришь, лесничество. Но это же охотничий замок, – уточнила Сесиль.

– Да, охотничий.

– А чей?

– Нашего герцога.

– И часто он здесь бывает?

– Нет. Зато прежний герцог…

– Да, – рассмеялся Гордон. – Прежний, тот частенько сюда наведывался.

И пояснил, обращаясь к Сесили:

– Я еще встречал его в Париже, этого доброго герцога. Забавный был старик, затянутый в корсет, нарумяненный, любимец и предмет насмешек всех дам полусвета. Воистину, тот, кто вздумает писать историю здешних князей, должен начать с княжеских охотничьих замков. Чего стоит хотя бы вот этот Тодтенроде. Одно название могло бы обратить меня в проповедника старинных добродетелей. Но наши просветители исповедовали другую мораль: «Чем больше смерти, тем больше жизни». Первым делом настрелять дичи, потом послужить Бахусу, а потом – божественному мальчишке Эросу. Ставлю десять против одного, что Тодтенроде принадлежал к числу самых посещаемых храмов малого бога. Силы небесные, какие радости и страдания, какие комедии и трагедии разыгрывались в этом святилище! Да, и трагедии! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить… Впрочем, до дряхлых старцев мне дела нет, но сколько юных и невинных существ гибнет вместе с ними, принося себя в жертву вечному служению Молоху…

Сесиль окинула оратора строгим взглядом. Тот собрался было продолжать свою филиппику, но, сообразив, что зашел в своих разглагольствованиях слишком далеко (как и тогда, перед портретами княгинь-аббатис), сразу же сменил тему, тем более что быстро меняющийся пейзаж облегчил ему задачу. Дело в том, что дорога, которая до сих пор вела через плато, после Тодтенроде снова пошла вниз и вскоре уперлась в шоссе, тянувшееся на средней высоте склона. Рядом с шоссе, в глубине, убегала вдаль Боде, обрамленная с этой стороны солнечными лугами, а с той – тенистым лесом. Снизу до самой вершины поднималась освежающая прохлада. Разрозненные дома, чутко прильнувшие к реке, говорили о том, что пилигримы почти у цели.

Очень скоро Гордон заметил троих марширующих впереди господ. Видимо, они лишь в конце пути выбрались на прямую дорогу.

– Вон они! – чуть ли не с ликованием крикнул он своей спутнице. – Если перейдем на рысь, догоним их еще до первого дома.

При этих словах Сесиль взглянула на него с изумлением, к которому примешалась изрядная доля обиды. Нет, какова наивность! Наслаждаясь преимуществами ее общества, он, тем не менее, явно обрадовался возможности в ближайший миг оказаться в компании пенсионера, не говоря уж об этом скучнейшем приват-доценте. Но изумление и досада быстро уступили место врожденному чувству юмора. Сесиль вполне оценила комизм ситуации.

– Eh bien, – произнесла она чуть ли не властным тоном. – Vite, vite[95], поспешим, мсье Гордон. Нужно хватать удачу за чуб.

И они зарысили вниз, а мальчик бежал, держась за стремя. Еще минута – и они догонят авангард и достигнут Альтенбрака.

Но им не суждено было обогнать авангард, так как у самой околицы, при въезде в деревню, Сесиль, которая первой подъехала к реке, обнаружила сидящую в траве даму-художницу.

И в самом деле, это была мадемуазель Роза, погруженная в работу за мольбертом, который она смастерила из трех подпорок для фасоли. Художница и новоприбывшие выразили искреннюю радость при виде друг друга. Роза вскочила с раскладного стула, бросила кисть в траву и протянула Сесиль освободившуюся правую руку, не выпуская, однако, палитры из левой руки.

– Добро пожаловать в Альтенбрак… Ах, ну как же, помню… Трое господ? Всего минуту назад. Конечно… господин полковник и этот любезный пожилой пенсионер. А третий… Да, кто был третий?

– Господин приват-доцент.

– Ну, ему бы лучше оставить в гостинице «Десять фунтов» свое занудство и самого себя в придачу. Но как же я рада снова видеть вас, сударыня. И вас, господин фон Гордон. Ах, в долине, на мой вкус, слишком пыльно, слишком много воскресных гостей. Лысая гора и Конское копыто нынче похожи на Темпельхоф[96]и Тиволи, пиво и снова пиво. А здесь первозданная природа. Вы только взгляните, сударыня, вон на ту корову в белых и коричневых пятнах. Что за славная скотинка, стоит и не шевелится, натурщица, да и только. Ей-богу, она все понимает и вместе со мной радуется вашему появлению.

Когда художница, наконец, замолчала, Сесиль, со своей стороны, задала ей несколько вопросов и попыталась, пользуясь случаем, взглянуть на этюд. Но Роза решительно этому воспротивилась.

– Нет, милостивая государыня, не будем снова заводить спор об искусстве. Вы приехали сюда совсем с другой целью, и я наперед знаю, с какою именно. Вас интересует наш старый брюзга, наставник, с его гнусавым басом, самодержец Альтенбрака и местный авторитет по вопросам разведения гольцов. Я столуюсь у него каждый день (он ведь хозяин пансиона), а он подсаживается ко мне, говорит любезности и даже предлагает меня удочерить. А я ему сказала, пусть он лучше на мне женится, я по-другому не согласна, желаю, дескать, стать хозяйкой замка на горе Роденштайн, короче говоря, Роденштайнершей, и целый день напролет бряцать связкой ключей.

– И вы живете у него в пансионе?

– Нет, предпочитаю этот конец деревни. Я живу вон там, третий дом отсюда, сразу за изгородью.

И она указала на хорошенький домик с палисадником, где росло несколько кустов крыжовника и буйно цвели вперемешку мак и порей. Однако на заборе сушились сети, а на старой липе висел серп.

– Завидую, – сказал Гордон. – Умеют же некоторые люди повсюду находить идиллию, а если не находят, то создают ее себе сами. Думаю, вы из этих счастливчиков.

– Я и сама иногда так думаю, но, должна признать, что моей личной заслуги в этом нет. Небеса возлагают на человека лишь посильное бремя, а мои плечи не созданы для трагедий.

Эта брошенная вскользь шутка, казалось, чем-то задела Сесиль. Во всяком случае, она поспешила прервать беседу.

– Это длинный разговор. И если господин фон Гордон и мадемуазель Роза начнут философствовать…

– … этому не будет конца.

Сесиль согласно кивнула и учтиво простилась.

– Au revoir[97].

Она повернула осла и, сопровождаемая Гордоном, выехала на широкую проезжую дорогу, где их поджидал в тени мальчик.

– Далеко еще до обители?