Тридцать первый выстрел - Сергей Самаров

– А я-то все в небо поглядываю, – сказал майор Желобков. – Думал, ты уже полетел и будешь сверху нас, как школьников, контролировать.

Это он зря. Я своих офицеров на занятиях обычно не контролирую. Знаю, что они всегда подходят к делу с полной ответственностью. И Геннадию Викторовичу это известно лучше других.

– Так и думал сделать. Но вот Никифорыч говорит, что сверху все не увидишь и Желобков начнет сачковать. Лучше уж быть рядом и прикрикнуть по-командирски в случае чего… – сказал я, шагнул вперед – и тут же свалился на бок, правда, успев правильно сгруппироваться и перекатиться так, чтобы ничем не удариться до боли. Впрочем, привычка группироваться при падении у всех нас отработана до автоматизма.

– И как? – спросил Желобков.

– Наверное, товарищу подполковнику детство вспомнилось, – добавил старший лейтенант Мальцев, неподдельно радуясь падению командира.

Я не стал отлеживаться и пытаться найти удобную опору, как все они делали на крыльце. Я просто сразу просчитал, на какое расстояние попал в зону отсутствия трения, и одним напряжением тела совершил кувырок через голову, а ноги мои приземлились уже на нормальной поверхности. Впрочем, на самой грани ее с зоной скольжения, потому что руки, которые я выставил вперед, чтобы упереться в землю перед тем, как встать, заскользили. Я рассчитывал выйти на нормальную поверхность значительно дальше. Видимо, и простейший кувырок на суперлубриканте имеет совсем другие характеристики. То есть я перевернулся почти что на месте и сдвинулся едва-едва. Но этого хватило, чтобы встать на ноги.

– Учитесь, дети, – сказал я нравоучительно.

– Учи, командир, – сказал капитан Ванечка Поповский, сидящий на обработанном суперлубрикантом асфальте в полутора метрах от меня и не рискующий в очередной раз попробовать выбраться, потому что не любил, когда над ним смеются.

– Представь, что ты в безвоздушном пространстве, – предложил я.

– Не был там, командир. Не могу представить.

– А плавать ты, я полагаю, не умеешь, – съехидничал майор Желобков.

– Пробовал как-то, когда тебя приходилось спасать тонущего, – не остался в долгу Поповский. – Ты же только по-собачьи плаваешь, а течение сильное было. Вот я, не умея, и полез…

Они вспоминали давнюю историю, случившуюся в командировке в Венесуэлу, где проводились совместные учения, когда пришлось переходить частично вброд, частично вплавь реку, кишащую пираньями. Желобкова тогда и правда подхватило сильным течением, но Поповский среагировал вовремя, и вдвоем они выбрались на мелководье. Хорошо, пираний рядом не оказалось. Вообще-то они, хотя и кровожадные, но не настолько агрессивные, как рассказывают легенды. И не всегда нападают сразу. Однако у нас был один раненый из местных венесуэльских солдат. Рана не боевая – просто напоролся бедром на острый сук, – но в условиях сельвы она загнивала несмотря на постоянную обработку, и запах от нее мог возбудить пираний. Слава богу, обошлось…

– Ты полез не столько неумеючи, сколько неразумно. Забыл лыжи снять… – Это намек на лыжное прошлое капитана.

– Я боялся, что ты кулаком меня стукнешь за то, что я с лыжами вожусь, – прозвучал ответ в сторону бывшего боксера.

– Прекратить базары! – приказал я. – Майор правильно советует. В воде состояние почти такое же, как в невесомости. Мне один знакомый космонавт по секрету сказал. Чувствуй себя, как в воде, когда дна достать не можешь, и переворачивайся. И не старайся, как я, через голову. Можешь просто аккуратно через бок.

Поповский покатился – и сразу удачно преодолел двухметровую дистанцию до края обработанной площадки. Попробовал асфальт сначала рукой, только потом поднялся на ноги и с облегчением перевел дыхание. Я тоже почувствовал облегчение. Не так страшен черт, как его малюют. Можно и с суперлубрикантом справиться. И у меня получилось, и у Поповского. Главное, что мы начали вырабатывать систему движения на поверхности, не имеющей трения. А из этой системы движения уже можно было выводить систему поведения, и даже в боевой обстановке.

После обретения основных навыков нам предстояло отправиться на стрельбище, отыскать там площадку, которую можно обработать суперлубрикантом, и обрести навыки дополнительные. И никто не мог даже предположить, насколько удачной окажется стрельба на скользкой поверхности. Помнится, я однажды стрелял, стоя на скользком льду, и отдача сдвигала меня назад. Правда, работал я тогда с ручным пулеметом, а у него отдача чуть больше, чем у автомата; но и поверхность не была настолько скользкой, чтобы по ней невозможно было ходить. У меня, признаться, были опасения, что подобная стрельба будет очень сложной. Но отправиться с группой на стрельбище я планировал только на следующий день. Пока же следовало научиться кувыркаться без оружия, а это тоже было не таким уж простым делом…

* * *

Я какое-то время тоже кувыркался вместе со всеми и не мог не заметить, что у меня получается даже лучше, чем у других. Но это не потому, что я лучше подготовлен физически. Я уже давно заметил, что авторитет командира часто и действенно оказывает психологическое воздействие на самого носителя этого авторитета, а подобный настрой, как правило, значительно мобилизует организм, причем не только в экстремальных ситуациях, но в любых случаях и при всех видах ответственности. За примером ходить далеко не надо. Тот же майор Желобков много раз рассказывал мне, что ему, в пору его активных занятий спортом, удавалось побеждать боксеров, которые были значительно выше его по уровню и таланту. Но он мог настроиться на бой с сильным противником. Однако при этом уже в следующем бою мог проиграть заведомо более слабому – только потому, что не сумел настроиться. То же самое обычно происходит на занятиях с любым командиром. Он чувствует, что обязан выглядеть лучше других для того, чтобы командовать. И именно потому, что это помогало мне поддерживать свой авторитет среди подчиненных офицеров, у меня получалось лучше, чем у других. Все просто. Но, даже сам убедившись, что у меня получается, даже ощутив удовлетворение, я не стал на этом останавливаться и вместе со всеми продолжил занятия, намереваясь кувыркаться до такой степени, пока правильное поведение тела в условиях отсутствия трения станет автоматическим, почти идеомоторным актом, хотя добиваться конечного результата требовалось до полного исчезновения понятия «почти». То есть мы должны и при скольжении управлять телом так же, как делаем это без скольжения, – не раздумывая, не прикидывая, как двигаться лучше. Мы должны так же вести себя, как ведем при обыкновенной ходьбе, когда не задумываемся, куда и как поставить ногу, но ставим ее правильно. Часовой тренировки для этого мало, но если посвятить новому навыку несколько занятий, то его вполне можно сделать устойчивым.

Устойчивый навык спецназа ГРУ давно уже стал притчей во языцех. Обычно как пример рассматривалась ситуация, когда группа идет через покрытый палой листвой осенний лес. Такой лес – это лучшая возможность для противника поставить на пути группы мины-ловушки. Летом среди травы заметны будут остатки земли. Зимой снег обнажает вообще все следы до следующего большого снегопада, а то и до нескольких снегопадов. А осенью мина или «растяжка» легко прячется под листву. В спецназе ГРУ в таких случаях принято ходить только по корням деревьев, которые выступают из листвы. На корне не установишь невидимую мину. Но если учесть обычную высокую скорость передвижения спецназа ГРУ, то недостаточно тренированный человек будет думать перед тем, как поставить ноги, и искать взглядом корень, на который ему следует наступить. Так всегда бывало, когда в операциях вместе с нами участвовали представители любых других видов войск или менты. Объяснишь им, как следует идти, – они идут, слушаются. Но скорость при этом выдержать не могут. А в спецназе ГРУ нога ставится автоматически туда, куда ее следует поставить. И все благодаря многочисленным тренировкам. У нас в бригаде на полосе препятствий есть специальный участок, где в землю вкопаны корни. Сколько каждый из офицеров группы прошел этот участок, прежде чем научился ходить по корням «вслепую», никто не считал. Но теперь так ходят все, сами того не замечая, – точно так же, как меняют, не замечая этого, зимнюю походку на летнюю. Все автоматически, и все благодаря тренировкам. Вот и поведение на лишенной трения поверхности тоже должно стать автоматическим. Опять же только благодаря тренировкам.