Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х - Роберт Наилевич Гараев

часто встречались японские автомобили с правым рулем, в Казань второй половины 1980-х.

Практически единственное воспоминание (зато тягучее, как липкий, кошмарный сон): ноябрь, голые деревья в парке Петрова, я иду с кружка по танцам. И где-то в глубине парка толпа в ватниках и редких болоньевых куртках пиздит кого-то ногами и арматурой, а откуда-то звучат «Ламбада» и «Белые розы».

Первые же вопросы ко мне возникли в начале учебного года. Вызваны они были моим акцентом (я же шокал и слова растягивал): мол, не охуел ли ты (цитирую) так разговаривать?

Я объяснил, что говорю как умею, а вот почему вы все время друг на друга наезжаете? Именно так я воспринимал и воспринимаю казанский акцент и манеру общения.

Потом я подружился с лидерами нашего класса. Как-то получилось, что в нашем «Б» собрались сыновья сразу нескольких авторитетных бандитов. Их идеология предполагала не только силу, но и интеллект, они неплохо учились сами и уважали меня за свое мнение и готовность спорить с учителями.

Мы вместе росли, и когда у меня начались субкультурные метаморфозы (волосы, борода, фенечки, клеши), я стал для них своего рода священным чудовищем. Им где-то даже импонировало, что в их школе такое явление возможно. Но за ее пределами (а я учился в соседнем микрорайоне) регулярно доводилось быть втянутым в уличные разговоры и битым, конечно. Сначала я наивно думал, что разговор с гопниками – это общение в традиционном смысле этого слова, то есть процесс, в котором ты отвечаешь на вопросы и задаешь их, после чего обеим сторонам все становится ясно. Но вскоре понял, что гопнический разговор – это зацикленная карусель бессмысленных для тебя конструкций, единственная задача которой – переварить тебя, унизить, сломить волю к сопротивлению еще до начала экзекуции.

Это знание научило меня (в случаях, когда шансов съебаться не было) начинать драку первым. Результат был удивительным – пиздить меня пиздили, но уже умеренно и, если можно так выразиться, уважительно. Чувствовалось, что готовность нанести превентивный удар вызывает определенный почет.

1985 г.р. Артурик

Состоял в группировке «Южные» (г. Тетюши) в 2000–2013 годах

Автор-исполнитель

В 1990-х годах в школьной среде и в ПТУ было распространено крышевание чушпанов. Крышеванием тогда могли заниматься только пацаны с улицы. Подкрышник (где-то их называли коммерсами) – это чушпан, уделяющий ежемесячные взносы в карман пацана на его личные нужды. Подкрышник взамен получает защиту и возможность представляться, что он под кем-то. Доход идет в карман пацана на личные расходы: хочешь – в общак скидывай часть, хочешь – трать на сигареты. У самых шустрых пацанов всегда было много подкрышников, у некоторых до пятнадцати-двадцати человек набиралось, хотя у кого-то вообще не было. Взносы производились ежемесячно, обычно все подкрышники платили одинаковую сумму [57], но были и исключения: мажорику можно и больше зарядить. К авторитетным парням чушпаны могли подойти сами, попросить защиту. Знали, что он может ее предоставить, а за защиту, как говорится, нужно платить. Для увеличения количества подкрышников можно было создать тяжелые условия существования некоторым чушпанам, чтобы те стали посговорчивее.

Суть крышевания состояла в том, чтобы тянуть мазу за своего подопечного в случае, если его кто-либо напряжет. Пацан заинтересован защитить своего подкрышника, так как пацану важно его доброе имя, а доброе имя – это авторитет. Подкрышник сам подходил и излагал суть проблемы: «На меня наехал Ренат Ибрагимов из 9 „Б“». Если Ренат ни с кем, то ему пробивалась фанера [58], умеренно набивалась репа, чтобы неповадно было. Экзекуцию проводил либо сам пацан в присутствии подкрышника, либо сам подкрышник в присутствии своего защитника. Новость, что такой-то находится под крышей такого-то, разлеталась по школе быстро – с тех пор этого человека не трогали.

Другое дело, если твоего подкрышника напряг твой же пацан или пацан с другой улицы. Здесь разговор происходил другой: давалась рекомендация не трогать человека, так как он является твоим «хлебом». Из-под крыши можно было уйти, отдав отходные. Некоторые после отхода вставали под крышу опять, но к другому человеку. Бывших подкрышников не подтягивали на улицу, но бывали исключения, если косяков по жизни не было (а на крышевание закрывали глаза – по пиздюкани же было).

1976 г.р. Роберт Гараев

Cостоял в группировке «Низы» в 1989–1991 годах

Изъятие денег происходило так: вылавливались одинокие школьники или парочки мальчишек, идущие с уроков домой. Первой фразой чаще всего было уверенное «Стоять! Откуда?». Затем важнейшим тактическим моментом было увести жертву с улицы в подъезд или хотя бы в подворотню. Если кто-то начинал кричать и звать на помощь, получал по лицу. В подъезде за серией дежурных вопросов, если жертва не спешила расставаться с деньгами по собственной инициативе, следовало: «Выворачивай карманы», потому как по понятиям нельзя было самому лезть в чужой карман: так делали только козлы [59]. Если жертва не признавалась в наличии карманных денег, заставляли попрыгать, чтобы монетки предательски зазвенели в кармане. Бить жертв было совсем не обязательно, но часто в компании шакалящих был кто-то с садистскими наклонностями, какой-нибудь желающий самоутвердиться, и тогда ребятам доставалось.

Шакалить на территории «Низов» было чаще всего бессмысленно. Здесь не было больших магазинов и мест скопления молодежи, поэтому мы, нарушая запрет, шакалили на территории «Хитрого двора» и «Чайников». Рядом был Московский рынок, множество торговых палаток и огромный универмаг «Юность». Наткнуться на местных пацанов было бы неприятно, поэтому жертв приходилось выбирать тщательнее. Зато и улов мог быть намного весомее. И да, мне стыдно, что я этим занимался.

IV

Внешняя политика

Глава 11. Территория

Как у любого государства, у группировок была своя территория размером от одного двора до нескольких кварталов или микрорайонов. В группе «Казанский феномен» мы с подписчиками насчитали примерно 150 группировок 1980-х (включая маленькие и недолговечные) и начертили карту их территорий. Надо сказать, что одновременно в городе не существовали все 150 – в среднем действующих было около ста, активных – около семидесяти.

Удачная территория сама по себе была хорошим активом: чем больше школ и училищ находилось на территории группировки, тем больше боевых единиц можно было присоединить к местному уличному сообществу. Удобные проходные дворы позволяли убегать от милиции, а тихие закоулки – отнимать деньги и одежду. Городская среда 1970-х и 1980-х как будто сама подталкивала мальчишек искать укромные уголки – школьные площадки, подъезды, подвалы и чердаки были оккупированы коротко стриженными