Узнай меня - Галина Владимировна Романова

Они остановились между их домом и домом Петри. Краем глаза она заметила какое-то движение в его кухонном окне. Он наблюдал за ними. Это успокаивало. Дарило ощущение защищенности.

– Дальше я иду одна. – Она повернулась, шагнула в сторону пирса.

– Но вы не можете меня бросить тут одного, – слабым голосом возмутился русский. – Вас ко мне приставили.

– Что меня к вам? – Она даже не остановилась.

– Вас приставили ко мне в качестве гида, – уточнил он, догнал, пошел рядом. – Я попросил у местных властей сопровождения. Мне указали на вас.

– Ага…

До пирса оставалось метров десять. Длинный бетонный язык матово поблескивал от ледяной корки. Идти будет неудобно, скользко. Интересно, как он справится? Подошва его ботинок не удержит его. Русский поскользнется и шлепнется. И окончательно промерзнет. Это была самая обдуваемая точка острова, если не считать маяка. Но туда она редко ходила. Только с Олегом. Летом. Они поднимались на самый верх по надежной деревянной лестнице. Выходили на смотровую площадку и подолгу смотрели на узкую полоску горизонта, делившую синеву неба и моря пополам.

– Вам не следует ходить за мной, Сергей. – Она встала спиной к морю, преграждая ему путь. – Очень скользко. Холодно. Вы можете упасть в море. И тогда…

– Что тогда? – Он с тоской смотрел на бетонку, покрытую хрустящей морозной коркой.

– И тогда вас уже никто не спасет, – добавила она с недоброй улыбкой.

– Я отлично плаваю, – возразил Устинов.

И снова вцепился посиневшими пальцами в воротник куртки, пытаясь закрыть шею от пронизывающего холодного ветра.

– Здесь все отлично плавают. Но это не спасает, если вы окажетесь в зимнем море в толстой неудобной одежде. Полторы минуты.

– Что полторы минуты?

– Полторы минуты вы сможете сопротивляться силе волн. Потом ваше тело стремительно остынет, и вы пойдете ко дну.

– Вы так говорите об этом, – произнес он с упреком, неуверенно потоптался, постучал ботинками о промерзшую землю.

– Как?

– Безжалостно.

– Это всего лишь статистика. И у меня совершенно нет причин вас жалеть. Раз вы сами напрашиваетесь на неприятности.

– Почему? Мы же соотечественники.

Губы его уже почти не слушались. Лицо побелело. Пальцы, придерживающие воротник, казались одеревеневшими.

– Это не делает нас с вами ближе, Сергей. – Она повернулась, чтобы уйти, но вдруг проговорила с раздражением: – И идите уже в тепло, пока не свалились с жестокой простудой.

И она пошла на пирс, не оборачиваясь. Его шагов за спиной не было слышно. Может, ушел греться. Может, превратился в ледяную статую. А плевать! Ей-то что за дело? Пусть с ним случится что угодно. Ей плевать! Он приехал сюда, чтобы отыскать ее. Отыскать и сдать Кадашову. А тот ее убьет. И убивать наверняка станет долго. Вряд ли за эти три года жажда мести в нем поутихла. Вряд ли он смирился со смертью сына и потерей миллионов.

Никогда не затеряешься в глуши. Никогда. В любой крохотной деревеньке тебя найдут и вычислят, потому что там каждая тварь на счету. Даже в тайге не скрыться. Ты обязательно там наследишь. Капканами на зверя. Лыжней. Запахом дыма из печной трубы. Развороченной грибницей и помятой травой.

Люди, окруженные огромными пустотами, крайне любопытны к редким окружающим. Им важно знать: как там поживают соседи. Что они покупают в сельском магазине? И откуда у них на все это деньги? Они тянутся к общению, пристают с вопросами. И если ответы их не устраивают, начинают терзаться подозрениями.

Он очень быстро это понял и уехал из глухой таежной деревни, где им слишком интересовались. Слишком пристально рассматривали. Через полгода он вернулся в город.

– Ты урод! Ты что творишь?! – орал на него троюродный брат, на которого он работал с первого дня. – Ты понимаешь, что вашими рожами все столбы и заборы обклеены! О чем ты вообще думал, когда возвращался?! Как на улицу собираешься выходить? Тебя же первый постовой считает!

Он молчал. Молчал и не соглашался.

Во-первых, он кардинально поменял внешность. Отрастил длинные волосы, усы и стильную бородку. Волосы зачесывал назад и убирал в хвост. Это придавало ему вполне интеллигентный вид. Он стал похож на умненького выпускника престижного вуза. Он поменял гардероб. Короткие куртки косухи и джинсы ушли в прошлое. Им на смену явились узкие клетчатые брючки, ботинки на толстой подошве, укороченные пальто и тренчи. И еще шарфы. Целая коллекция длинных объемных шарфов, которые он мастерски научился накручивать вокруг шеи. И еще стильные очки в черной оправе с обычными стеклами.

Его было не узнать. Он сам себя не узнавал в зеркале. Что говорить о каких-то тупых постовых, давно замявших в карманах его композиционный портрет.

Во-вторых, он поменял документы. И из Ивана Смолянского превратился в Вадима Андреевича Серегина, тридцати трех лет от роду. Холостого, не судимого, с хорошей кредитной историей.

В-третьих, он поселился в семнадцатиэтажной новостройке.

Выбор был не случаен. Он давно понял: в таких домах затеряться проще всего. Он там превратился даже не в иголку в стоге сена, он превратился в пылинку в этом самом стогу. Никому из жильцов не было дела друг до друга. Они даже здоровались редко.

Прошло полгода. Потом еще полгода. Его брат удивленно пожимал плечами.

– Ты не так уж и глуп, Вадик, – делал он нажим на его новом имени. – Новый образ. Новые документы. Теперь тебе все это надо легализовать.

– Каким образом?

– Тебе надо устроиться на работу. Может, даже жениться.

– На работу? На какую такую работу? – морщил он высокий лоб.

– Ты же у нас бухгалтер по образованию, – хмыкал троюродный брат. – Вот и давай.

– В офисе сидеть?! – ужаснулся он тогда.

– А что? Чисто, тепло, сухо. Это не на зоне деревья валить, – ядовито ухмыльнулся брат. И добавил: – Все лучше, чем на зоне.

– А диплом? Где я возьму диплом на новое имя? Сейчас все по базам пробивают.

– А ты на курсы сходи. На платные. Деньги-то есть.

Деньги были. Он до сих пор благодарил небеса. И хотел даже свечку в храме поставить собственной предусмотрительности. Не решился. Счел богохульством. Потоптался на пороге церкви и не вошел.

Деньги были.

Их хватило на новый облик. На квартиру. На то, чтобы поделиться с братом. И на нормальное житие-бытие.

– И как это у тебя ума хватило пару сумок прихватить! – неоднократно хвалил его потом брат. – Как чувствовал!

Да ничего он не чувствовал в тот момент, когда они после налета решили разделиться и встретиться через день для дележа. Ничего даже в душе не дрогнуло. Ничего не подсказало, что опасность близко. Он ликовал в тот момент, когда они бросили угнанные у Кадашова тачки и расходились дворами по хатам, которые заранее сняли для такого дела. Хат было три. Две на день, где они должны были спрятаться сразу после дела. В третьей они должны были встретиться для дележа.