Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

— Скажи Ленке, что я даже котлеты из говядины ем спокойно, — не отходя от обеденного стола, бросил Борис. — Пусть прекратит дергаться!

А в глубине души про себя подумал: «Ох уж эти военные, вечно мирным жителям не дают спасть спокойно. Была бы на них управа, я бы их научил уму-разуму…»»

Интересно отметить, что А. Хинштейн, для которого, повторимся: «…не осталось больше закрытых дверей и запретных тем», по прошествии, без малого, тридцати лет очень скромно «осветил» в своей книге свердловскую трагедию 1979 года:

«В 1979 году в Свердловске вспыхнула эпидемия сибирской язвы. Появились жертвы. По сей день причины произошедшего до конца не ясны. Экологи убеждены, что виной всему — утечка «исследовательских материалов» из военно-биологического центра Минобороны, более известного в народе как городок №19.

Центр этот занимался разработкой сверхсекретного бактериологического оружия. Захоронение его отходов велось в Седельниковской свалке в непосредственной близости от города. И якобы «материалы» из подземных стоков-накопителей просочились наружу, попали в воду и вместо потенциальных врагов штаммами сибирской язвы попотчеваны честные советские труженики (совсем неуместная ирония, Александр. — А. К.).

По версии экологов, одним из тех, кто несет прямую ответственность за случившееся, был первый секретарь обкома. Именно Ельцин не принял упреждающих мер, не предотвратил трагедию, а потом сокрыл всю правду от жителей и на суровых репрессиях к виновным не настоял»[102].

Дались тебе, Александр, эти дотошные экологи, сорвавшие в итоге так тщательно спланированную операцию прикрытия трагедии вашими коллегами по ведомству. Правильно говорят, что бывших чекистов не бывает, и корпоративные интересы превыше всего. Один ли Ельцин «сокрывал всю правду от жителей», и по своей ли «доброй» воле он ее «сокрывал». Не наградили ли часом генерала В. П. Пирожкова и иже с ним других высокопоставленных персон высокими правительственными наградами за тщательно спланированную и блестяще проведенную операцию по дезинформации перепуганного населения Свердловска и сокрытию правды о произошедшей трагедии от советского народа и мировой ответственности? Поделились бы своими, безусловно более глубокими, чем у Анны Гранатовой, знаниями тонкостей всей этой истории — «народ хочет знать»! Однако не всем дано иметь мужество — поделиться своими знаниями, как у профессора Л. Федорова, который ради правды сознательно взошел на Голгофу. Вам, уважаемый, Александр Евсеевич, подобная Голгофа уже не грозила бы, а вот несколько восторженных эпитетов к вышецитированной характеристике ваших журналистских, государственных и общечеловеческих достоинств, безусловно, было бы добавлено.

Между тем авторитет первого секретаря обкома стараниями подхалимов и лизоблюдов взметнулся на небывалую высоту, и Б. Ельцин возомнил себя первым после бога. Все успехи области неизменно относились на его счет, словно он один возводил новые шахты, дороги и прежде всего знаменитую магистраль на север области до города Серова, метрополитен в Свердловске, новые жилые районы в областном центре и других городах области, десятки помпезных объектов и зданий: Дом актера, Театр драмы, Дворец молодежи, Дом политпросвещения и вершина всего его строительного гения — новое здание обкома партии — одно из шикарнейших в стране.

Каким образом он добивался признания своей исключительной роли в возрождении области и всенародной любви за отеческую заботу и внимательное отношение к их нуждам и запросам, говорит следующий, по сути незначительный, но весьма показательный эпизод его бурной деятельности, каковых было на его карьерном пути несметное множество. Пример этот взят из книги А. Хинштейна, а ему об этом поведал один из свердловских функционеров, пожелавший остаться неизвестным.

«В Свердловске остро не хватало колхозных рынков. Жители одного из городских районов много писали в обком, требовали свежих овощей и фруктов. В результате решение о строительстве рынка было принято, но когда к Ельцину пришли подписывать бумаги, он отложил их в сторону: «Пока не время».

А через несколько месяцев, приехав на встречу с жителями этого района, принялся расспрашивать: «Какие проблемы? Чем помочь?»

Граждане, понятно начинают талдычить о строительстве рынка. Ельцин внимательно их выслушал и прямо на месте, «идея навстречу пожеланиям трудящихся», чуть ли не на коленке подписывает решение о строительстве рынка. Еще и подчиненным досталось — «за нечуткое отношение к просьбам населения».

(Как похоже это на будущие его эффектные акции, типа подписания на броне БТРа указа о прекращении чеченской войны.)»[103]

О том, сколь значим был Б. Ельцин для всего трудового народа Свердловска и области, он без всякого смущения поведал в своих «Записках президента». Приводим эту довольно длинную цитату, которая, на наш взгляд красноречивее любых комментариев:

«Сегодня 7 ноября. Часть народа по привычке празднует, часть — иронически ухмыляется, глядя на красные знамена. Странное у меня отношение к этому празднику.

В Свердловске 7 ноября был для меня одним из самых напряженных рабочих дней. Организация народных торжеств в масштабе города с миллионным населением — занятие ответственное и утомительное. Однажды накануне праздника я возвращался в Свердловск. Ехать надо было километров шестьдесят, водитель сбился с пути, и в конце концов машина капитально застряла в какой-то канаве. Что делать? Темно, ничего не видно. В машине нет телефона, связаться с городом невозможно. Посмотрели по карте: до ближайшей деревни восемнадцать километров. Время— одиннадцать вечера. А в девять утра я должен быть в Свердловске. Если первое лицо в области не появляется 7 ноября, в главный праздник страны, на трибуне — это не катастрофа, это хуже. Такого не может быть. Значит, он либо умер, либо его сняли. А я не умер, меня не сняли, я полтора часа пытался вытащить «газик» из канавы, и во втором часу ночи стало понятно, что сегодня мы на этой машине никуда не уедем. Что будет завтра?

А у нас было не как в Москве, где на Красную площадь выходили только представители коллективов и демонстрация продолжалась два часа. У нас шли семьями через главную площадь, проходил весь город, и длилось это часа четыре-пять. Глаза закрою— и вижу эти бесконечные колонны людей, украшенные флагами и цветами, улыбающиеся, счастливые лица.

…И вот мы втроем, по колено в снегу, в кромешной тьме, бредем в сторону деревни, а я про себя считаю: по хорошей дороге быстрым шагом человек делает пять километров в час, значит, к тому времени, как мы по этому снегу добредем до деревни, уже утро настанет. Было градусов десять мороза, от нас валил пар. Вскоре мы уже падали с ног от усталости, хотелось лечь в снег и уснуть. Главное — не садиться, потом не встанешь… Один раз все-таки не выдержали, сели, и сразу — моментальное расслабление, тянет в сон, и потом встать просто невозможно. А шли по пашне, не по дороге.