Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Стремление в Москву стократно возросло, но никаких предложений для Б. Ельцина не поступало, а внуку Борису уже четыре года и он жил со «стариками», тогда как ему очень требовалось постоянно ощущать материнское тепло. Семья должна во что бы то ни стало объединиться.

Однако родители уже давно поняли, что Татьяна ни за что не бросит полюбившуюся ей Москву, и если семье суждено объединиться, чтобы внук Борис рос в здоровой семейной обстановке, нужно как можно быстрее перебираться в Москву. Старшая дочь Елена их беспокоила меньше всего, она прочно обосновалась в Свердловске, второй раз вышла замуж (за пилота Валерия Окулова), поскольку первый брак был неудачным, хотя в этом браке в 1979 году родилась первая внучка четы Ельциных, которую назвали Катей.

Все помыслы о дальнейшей жизни у Ельциных были связаны только с Москвой. Стала мечтать о Москве и старшая дочь Елена. Второй брак оказался более удачным. В 1983 году у них родилась вторая дочь Мария (Валерий Окулов удочерил старшую дочь Елены — Екатерину, так что она не знала даже фамилию своего родного отца — Сергея Фефелова).

И вот свершилось! В апреле 1985 года в жизни семьи Ельциных произошли кардинальные изменения, «неожиданно» Б. Ельцину позвонил секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев и от имени Генерального секретаря ЦККПСС Горбачева предложил ему должность заведующего отделом строительства, от чего отказываться было бы совершенно неуместно, поскольку вся семья уже буквально грезила Москвой.

Итак, в памятный для всей страны день 12 апреля (День Космонавтики) 1985 года Борис Николаевич Ельцин приступил к работе в Москве.

Москва! Как много в этом звуке

для сердца русского слилось.

Как много в нем отозвалось.

А. С. Пушкин

Перевод Б. Ельцина в Москву проходил по давно устоявшемуся ритуалу, сложившемуся в верхнем эшелоне всемогущего партийного аппарата. Любое предложение провинциальному руководителю о переводе его в Москву тщательно прорабатывалось в Секретариате и Политбюро ЦК КПСС и выносилось в качестве проекта соответствующего решения Политбюро на рассмотрение Генеральному секретарю. В случае одобрения со стороны последнего, машина кадрового перемещения кандидата начинала работать в обратном направлении с тем, чтобы то ответственное лицо, с которого начиналось изучение всей подноготной кандидата и под начало которого пойдет назначенец, сделал ему предложение, якобы исходящее и от него самого. Как правило, предварительное обсуждение кандидатуры происходило строго конфиденциально, чтобы не вызвать у последнего ненужных эмоций и преждевременных надежд, что, безусловно, скажется на качестве его работы на прежнем месте, в случае, если по каким либо причинам перемещение не состоится.

С небольшими нюансами и отступлениями от стереотипа в отношении Б. Ельцина все происходило именно так. Изучением вопроса о перемещении Б. Ельцина в Москву занимались Е. К. Лигачев и сам М. С. Горбачев, но предложение ему по телефону сделал секретарь ЦК В. И. Долгих, в подчинение которому как раз попадал Б. Ельцин в случае его согласия занять предложенный пост.

Слово самому «выдвиженцу», который в суете повседневных дел и забот, связанных с подготовкой к посевной кампании, вдруг вечером 3 апреля 1985 года, сразу же после проведения очередного бюро обкома, получил по телефону предупреждение, что с ним хочет переговорить товарищ Долгих:

«Не предполагал я, что именно в этот вечер мысли мои будут совсем в другом месте. В машине раздался телефонный звонок из Москвы. «Вас соединяют с кандидатом в члены Политбюро, секретарем ЦК товарищем Долгих». Владимир Иванович поздоровался, спросил, для вежливости, как дела, а затем сказал, что ему поручило Политбюро сделать мне предложение, переехать работать в Москву, в Центральный Комитет партии, заведующим отделом строительства. Подумав буквально секунду-две, я сказал, что нет, не согласен»[109].

Б. Н. Ельцин, как та невеста на выданье, с первого раза не согласился, обставив весьма «аргументированно» свой отказ, хотя по давно установившемуся правилу первое предложение следовало вежливо отклонить. Таков был партийный ритуал: необходимо было продемонстрировать готовность трудиться на своем старом месте, чтобы, чего доброго, наверху не подумали, что кандидат уже давно рвется в Москву и сидит на чемоданах. Тонкости этой «игры» Б. Ельцин знал превосходно, а потому практически мгновенно, не задумываясь, вежливо предложение В. И. Долгих отклонил, а «про себя подумал о том, о чем Владимиру Ивановичу не сказал». — О чем же подумал Б. Ельцин?: «…здесь я родился, здесь жил, учился, работал. Работа мне нравиться, хоть и маленькие сдвиги, но есть. А главное — есть контакты с людьми, крепкие, полноценные, которые строились не один год. А поскольку я привык работать среди людей, начинать все заново, не закончив дела здесь, я посчитаю невозможным»[110].

Все точно, по ритуалу. Как же можно бросить на полпути все, что задумано? Согласно этой логике никакое продвижение по службе вообще невозможно, поскольку всех дел по старой должности не переделаешь, они повторяются с закономерной периодичностью и давно уже превратились в повседневную рутину. Действительно, за девять лет на посту первого секретаря обкома Б. Ельцин познал все, увлечение работой на первых порах сменилось неизбежной усталостью, нужны были новые стимулы, чтобы заработать с прежней энергией. Нужно было снова таранить проблемы наподобие бульдозера, постоянно сворачивать горы. Но «Уральские горы», в понимании Б. Ельцина, были уже «сворочены». Что дальше? Уход на пенсию? Тихая заслуженная старость.

Конечно же, нет. Зачем же тогда все эти новации, рекорды, громкие почины, постоянное стремление выделиться? Затем, чтобы заметили и выделили среди равных, таких же «хозяев» других краев и областей.

Нет, отказываясь от первого предложения, Б. Ельцин конечно соблюдал ритуал, но не только: «В тот момент я себе в этом отчет не дал, но, видимо, где-то в подсознании мысль засела, что члена ЦК, первого секретаря обкома со стажем девять с половиной лет — и на заведующего отделением строительства ЦК — это было как-то не очень логично. Я уже говорил, Свердловская область — на третьем месте по производству в стране, и первый секретарь обкома партии, имеющий уникальный опыт и знания, мог бы быть использован более эффективно. Да и по традиции так было: первый секретарь Свердловского обкома партии Кириленко ушел в свое время в секретари ЦК. Рябов — секретарем ЦК, а меня назначают завотделом. В общем, на его достаточно веские доводы я сказал, что не согласен. На этом наш разговор закончился»[111].

Вот это — уже ближе к делу! Не «подсознанием» Ельцин руководствовался, а обидой, поскольку он уже все сознательно просчитал и терпеливо ждал предложения о своем повышении. Он понимал, что рано или поздно соответствующее предложение должно поступить — не сидеть же ему в Свердловске до пенсии с его то «уникальными опытом и знаниями». Наверняка он уже давно прокрутил в своей «уникальной» голове все возможные варианты своего карьерного роста. Но только в Москву, и никак иначе!