Что оставит нам Путин: 4 сценария для России - Татьяна Чеснокова

Вообще-то не все так мрачно. И власть пытается что-то делать для развития. Беда в том, что все эти попытки разбиваются об упадническую психологию, сформировавшуюся из-за участия всех более-менее образованных и амбициозных людей в системе государственного воровства. Безусловно, у нас сохраняется шанс развернуть ситуацию. И люди, живущие в другой реальности, в стране имеются. Но они пока не образовали свою Систему.

Что такое здоровая часть общества в наших обстоятельствах? На мой взгляд, это люди, которые сохранили трезвость взгляда и не убеждают себя, что «в этой стране без воровства и коррупции никогда не жили, поэтому и я ничего плохого не делаю, приворовывая». Люди, которые пытаются строить свой бизнес, свою карьеру, минимизируя, если уж не исключая, коррупционную составляющую. Люди, которые готовы работать не только на свой карман, но и на благо своего поселка, города, страны. Те, кто организуют сообщества по борьбе с наркотиками, как Евгений Ройзман, с коррупцией, как Алексей Навальный, с мусором, как Сергей Доля, активно пропагандируют борьбу за сохранение природы, как Игорь Шпиленок, организуют сообщества, занимающиеся гражданской помощью друг другу – образцом чего является, например, littleone.ru. В общем, люди, заинтересованные в истреблении раковой опухоли, выросшей внутри нашего государственного аппарата. Кто они?

Прежде всего, это люди из бизнеса, не завязанного на государственное воровство. Есть же у нас и аграрный сектор, в котором заняты миллионы, и торговля, и сервис, ориентированные на все население, и медицина, и образование. Я умышленно не пишу в категориях классового расслоения. Казалось бы, существующая система в первую очередь должна не устраивать рядовых работников. Однако они, как правило, в большей степени ориентируются на материальный уровень жизни и стараются не думать об отдаленных перспективах. Идеи преобразования всегда рождаются не в этих слоях.

Не имеет никакого смысла рассуждать и в идеологических категориях. Здоровые части есть во всех партиях. Тут вопрос не в идеологии, а в морали, нравственности.

Возможна ли мирная революция снизу? В общем, наверное, да. Если число людей, поддерживающих самодеятельные организации, борющиеся с деструкцией, будет расти, то постепенно и власть начнет реформироваться и сдерживать аппетиты в плане воровства. Участвуя в мероприятиях, нацеленных на помощь другим, человек учится уважать себя, а это самый главный дефицит на нынешний момент.

Удивительное ощущение абсолютной цикличности российской истории рождается при чтении «Воспоминаний» Павла Милюкова – одного из наиболее влиятельных политиков царской России, оппозиционных царскому режиму, лидера партии конституционных демократов, члена Государственной Думы, неоднократного кандидата, порой даже в роли премьера, в правительство общественного доверия, которое пытались создать и Столыпин, и Витте, наконец, одного из ключевых министров Временного правительства… Многие в России считали, что именно неспособность Милюкова и его ближайших соратников, организовавших партию конституционных демократов (кадетов), пойти на компромисс с царским правительством и попробовать преобразовать самодержавие мирным путем, подтолкнула нестабильность и привела в результате к революции и тотальному хаосу. Милюков в своих записках с жаром опровергает эту точку зрения, доказывая, что Витте и Столыпин сами виноваты, однако, даже читая самого Милюкова, невозможно не поставить под сомнение его видение.

Насколько все же продвинулись пресловутые политические технологии за это время! Формирование Думы – представительного органа власти, которого так долго добивалась российская дореволюционная общественность, проходило по законам, принятым самодержавием. Тем не менее в Думе раз за разом собиралось оппозиционное большинство, и создать «процарское» большинство и тем самым превратить Думу в фиговый листок, прикрывающий самодержавие, властям никак не удавалось. Выборы проходили честно, и сделать с этим царский режим ничего не мог!

Властям приходилось разгонять очередную непокорную Думу, менять избирательный закон и… убеждаться, что опять ничего не вышло! Государственная Дума начала двадцатого века определенно была куда самостоятельнее и представительнее нашего нынешнего аналогичного органа. Дума раз за разом отказывалась действовать в определенных ей самодержавием рамках и требовала принятия конституции, защищавшей права всех граждан и ограничивавшей чиновничий произвол. Представить нынешнюю нашу Думу всерьез оппонирующей правительству совершенно невозможно. И вряд ли кому придет в голову назвать это прогрессом.

Политические реалии за сто лет, конечно, изменились, но, если абстрагироваться от оригинальных названий и рассмотреть ситуацию в общем, то мы увидим удивительное сходство между «тогда» и «сейчас»… Авторитарная власть, опирающаяся на человека, убежденного, что он осуществляет не что-нибудь, а божий промысел. Либеральная оппозиция, ненавидящая российскую власть и «российскую специфику» в целом, повернутая в сторону более причесанного и культурного Запада. Революционная или, если угодно, экстремистская оппозиция, делающая ставку на силовые действия и нелегальные методы борьбы. Наконец, правые экстремисты, подкармливаемые правительством в надежде, что они остановят левых экстремистов. Среди последних некоторые фигуры до удивления сходны с одним высокоактивным депутатом наших дней…

Остался неизменным (увы, увы) и тон абсолютной нетерпимости всех по отношению ко всем. Это не сограждане с другой точкой зрения, а мерзавцы, враги, в лучшем случае – идиоты… Казалось бы, уже сто лет прошло. Культурология и этнология продвинулись вперед. Мы уже знаем, что есть страны, в которых отношения в разных сферах жизни отграничены друг от друга: в рамках этих культур можно спорить до хрипоты о судьбах страны на телешоу, а потом мирно пойти играть в боулинг и пропустить по кружке пива. Есть и другие страны, среди которых и Россия, для которых характерна диффузная культура отношений, когда отношения из одной сферы (скажем, идеологически-политической) легко перекочевывают в частную, и человек, с которым вы по-разному смотрите на будущее страны, превращается в тотального врага и как сосед по гаражу, и как партнер по пиву. Все это знаем, понимаем, что лучше для общества, а воз и ныне там.

Такую особенность национального менталитета определенно лучше изжить – целее будем. Человек может видеть или чувствовать ситуацию по-другому и не быть козлом и хамелеоном. И это может быть его собственное мнение, не проплаченное ни Кремлем, ни Госдепом. Тот или иной взгляд складывается на основе личной истории, в том числе истории семьи, опыта встреч с разными людьми, и, зачастую, запомнившийся с детства очень неприятный сосед-приватизатор или, напротив, оголтелый коммунист определяет наш взгляд на политические течения иррациональным образом.

Есть в воспоминаниях Милюкова и неожиданное: в частности, с изумлением обнаруживаешь, что оголтелый терроризм был самым что ни есть обыденном делом в царской России начала века. Министров внутренних дел социалисты-революционеры убивали одного за другим. Просвещенное общество радовалось – одним реакционером меньше! Вот, например, как интеллигентный и образованный конституционалист Милюков описывает новость об убийстве министра внутренних дел Плеве: «…Плеве взорван бомбой по дороге к царю с очередным докладом… И эта “крепость” взята.» И далее – «Радость по поводу его убийства была всеобщей». Другой конституционалист Струве писал в газете в связи с этим: «С первых же шагов преемника убитого Сипягина (предыдущего убитого министра. – Т. Ч.), назначенного на его место два года тому назад, вероятность убийства Плеве была так велика, что люди, понимающие политическое положение и политическую атмосферу России, говорили: “Жизнь министра внутренних дел застрахована лишь в меру технических трудностей его умерщвления ”». Нелегко, надо думать, работалось царским министрам в такой обстановке. И наиболее здравомыслящие царские министры пытались найти выход из положения, войдя в коалицию с умеренной оппозицией. То есть – конституционными демократами, партией, наиболее широко представленной в Первой Государственной Думе.