Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков

class="p1">В дореволюционной историографии среди исследователей, разделявших общинно-вечевую теорию социально-политического развития, киевское восстание использовалось как один из аргументов, демонстрирующих приоритет над князем горожан и веча как органа городского самоуправления (И.Д. Беляев, В.И. Сергеевич, Н.И. Костомаров, М.Д. Затыркевич, И.А. Линниченко, М.Ф. Владимирский-Буданов)[375]. Н.И. Хлебников, М.С. Грушевский и М.Н. Покровский охарактеризовали выступление киевлян как «революцию»[376]. В дальнейшем социальная сущность событий 1068 г. раскрывалась как проявление классовой борьбы (С.В. Юшков, Б.Д. Греков, В.В. Мавродин, М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, П.П. Толочко и др.)[377], позже часть исследователей вернулась к интерпретации этого движения как конфликта князя и городской общины (И.Я. Фроянов, А.Ю. Дворниченко, В.Я. Петрухин, В.В. Пузанов)[378].

Из приведенного выше фрагмента следует, что князья (а вероятно, и их дружины) оставили поле битвы раньше киевских «людей». Как было установлено Л.В. Черепниным, в широком смысле термин «люди» обозначал «свободных общинников»[379], а в узком – «рядовую массу горожан», «торгово-ремесленное население города»[380]. Полисемантичность понятия «люди» – общего (как обозначение народа) и частного (как обозначение представителей какого-либо одного социального слоя) – отмечают и другие историки[381], поэтому диапазон его интерпретаций применительно к событиям 1068 г. достаточно широк. Так, одна группа исследователей понимала под «людьми» жителей Киева (И.Д. Беляев, С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров, В.О. Ключевский, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, П.В. Лукин и др.)[382]; другая – широкие слои не только городского, но и сельского населения (В.В. Мавродин, И.Я. Фроянов)[383]; третья – представителей городского ополчения (Н.М. Карамзин, Н.А. Полевой, И.А. Линниченко, М.С. Грушевский, Б.Д. Греков, П.П. Толочко, Б.А. Рыбаков, М.Б. Свердлов и др.)[384].

По подсчетам Т.Л. Вилкул, при описании событий XI столетия термин люди или людье упоминается в ПВЛ по Лаврентьевскому списку 38 раз, а определение кыяне 12 раз[385]. В статьях 1015 г. (1 раз), 1068 г. (4 раза), 1069 г. (1 раз), 1097 г. (2 раза), как по Лаврентьевскому, так и по Ипатьевскому списку ПВЛ термин люди/людье может твердо считаться синонимом кыян[386], покрывая, таким образом, 66 % употребления понятия кыяне применительно к XI в. (при этом, по крайней мере в одном случае, они отделяются от бояр)[387]. Исходя из общего определения, предложенного Л.В. Черепниным (люди = свободные общинники), можно полагать, что в статье 1068 г. понятие «людье Кыевстии» обозначает членов киевской городской общины, которые сформировали городское ополчение, сражавшееся с половцами на Альте. Прибежав в Киев, они устроили вече и решили обратиться за помощью к Изяславу, чтобы продолжить сопротивление половцам. На княжеский двор была направлена делегация, но Изяслав не принял ее требований к сведению. Между тем, по завершении веча, основная часть его участников отправилась «на гору», где находился двор воеводы Коснячка (который, по предположению некоторых исследователей, мог выполнять обязанности тысяцкого)[388]. Описание дальнейших событий в Лаврентьевском и Ипатьевском списках ПВЛ имеет некоторые различия. В Лаврентьевском списке, как мы видели выше, говорится, что люди «на воеводу, на Коснячька, идоша на гору съ веча» (дефектность этого фрагмента также отметил П.В. Лукин)[389]; из Ипатьевского списка следует, что «начаша людье говорити на воеводу, на Коснячь[ка], и идоша с веча вь на гору»; аналогичное сообщение читается в НIЛМ («И начаша людие говорити на воеводу Коснячя»)[390]. Поэтому М.Н. Покровский и В.В. Мавродин полагали, что «люди» искали воеводу «не с добрыми намерениями»[391], а Д.Я. Самоквасов и И.Я. Фроянов считали, будто они хотели, чтобы Коснячко помог им создать ополчение для обороны города[392]. С текстологической точки зрения в Лаврентьевском списке мы имеем дело с дефектной фразой, утратившей слова «начаша людье говорити», из чего следует, что речи вечников имели для воеводы угрожающий оттенок (о чем косвенно говорит и грамматическая конструкция с использованием винительного падежа); в то же время ничто не указывает на то, что люди хотели нанести какой-нибудь вред воеводе или его имуществу[393], так как, не обнаружив Коснячки дома, они устроили совещание около двора, вероятно принадлежавшего полоцкому князю Брячиславу, и решили действовать на свой страх и риск. Участники веча разделились на две группы. Одна из них проследовала ко двору Изяслава, но он отказался ее принять, поэтому они ограничились тем, что, стоя внизу, стали препираться с князем. Куда больший интерес представляют действия другой группы, которая отправилась вызволять «ис погреба» «свою дружину», также именуемую «людьми».

В исторической литературе высказывались мнения, что это могли быть: 1) сообщники Всеслава (Н.С. Арцыбашев, Д.Я. Самоквасов)[394]; 2) заключенные городской тюрьмы (Д.И. Иловайский, первая точка зрения И.А. Линниченко, М.В. Довнар-Запольский)[395]; 3) часть «кыян», которая по каким-то причинам оказалась под стражей еще до Альтской битвы (Н.М. Карамзин, И.Д. Беляев, С.М. Соловьев, М.С. Грушевский, М.Н. Тихомиров, В.В. Мавродин, ранний Б.А. Рыбаков, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, П.В. Лукин)[396]; 4) захваченная на Немиге часть полоцкой дружины, которую поддержали «кыяне» (вторая точка зрения И.А. Линниченко, Л.В. Алексеев, П.П. Толочко, поздний Б.А. Рыбаков, И.Я. Фроянов и др.)[397]; 5) часть киевского ополчения, которая после поражения на Альте энергично настаивала на продолжении борьбы с половцами и по приказу Изяслава была заключена в погреб (Н.А. Полевой, М.Б. Свердлов)[398].

Судя по тексту, в данном случае речь идет как раз о киевских людях (или товарищах – «лицах, принадлежащих к одной социальной среде», как полагал Л.В. Черепнин, ссылаясь на аналогичное определение в Пространной правде)[399], которые не имели никакого отношения к дружине княжеской, находившейся вместе с Изяславом на его дворе. Если бы упомянутые «дружинники» (= люди) попали в заточение за неповиновение Изяславу после битвы на Альте, летописец, который, как мы видим, был достаточно хорошо осведомлен, вряд ли умолчал бы об этом. Поэтому мы склонны предполагать, что какая-то часть людей оказалась под арестом еще до разгрома русских войск. После освобождения заключенных две группы восставших сошлись у княжеского двора. Не исключено, что среди них находились и сторонники Всеслава, на что косвенно указывают сделанные Изяславу предостережения приближенных, призывавших усилить охрану и даже убить пленного полоцкого князя. Изяслав отказался от этих предложений, но по неясным причинам не предпринял никаких попыток к достижению компромисса с людьми. Не сумев добиться выполнения своих требований от Изяслава, люди «кликнуша и идоша к порубу Всеславлю», в лице которого, вероятно, рассчитывали найти организатора, способного обеспечить оборону города. Таким образом мирная акция переросла в бескровный переворот и ситуация окончательно вышла из-под контроля: «Изяслав же, се видевъ, со Всеволодомъ