Янтарная камера - Александр Тамоников

– Нет.

– Повезло, твое счастье. Наш лагерь – зона для некурящих. Как в самолете, блин. Достать невозможно. Охрана постоянно смолит на виду, издевается. Я курил шестнадцать лет, а вот в этом пионерлагере бросил, потому что нечего. Оно и неплохо, для здоровья полезнее. Ладно, любопытный ты наш, давай на массу, скоро уже вставать.

Он дал себе слово, что выдержит, осилит. Что бы ни случилось, будет как все, сольется с серой массой, сбережет силы. Главное, чтобы это не превратилось в бесконечный, затягивающий сериал.

– Подъем, бездельники, хватит спать! – выкрикнул охранник.

Алексей поднимался мрачной бессловесной зыбью, одевался, натягивал сапоги, ноги в которых болтались, как рыба в проруби. Его несло в толпе унылых, невыспавшихся мужиков.

Кто-то матерился на жалобной однотонной ноте. Ушастый Шашлык, шестерка уголовника Погребеня, шипел, растопырив пальцы, на соседа, отдавившего ему ногу. Замешкался на другом краю барака Гоняйло. Его толкнули в спину, и неуклюжий парень пулей вылетел в проход, где народ выстраивался в шеренгу. Пехтин был бледнее обычного, выискивал кого-то глазами в толпе, нашел Алексея, вроде успокоился.

Охрана через двор погнала толпу в умывалку. Ночь была холодной, грязь подмерзла. Кто-то оступился и покатился по земле, сбивая с ног зазевавшихся товарищей.

Веселились надзиратели – бровастый Ефрем, рыжеусый Крысич, плечистый лысый громила по прозвищу Бегемот. У него не хватало указательного пальца на правой руке, но это не значило, что он не мог нажимать на спусковой крючок.

Целых пять минут на оправку и умывание! Администрация просто баловала заключенных. В сортире выстраивались очереди, люди подгоняли товарищей бранным словом. Кому-то приспичило надолго, его буквально за уши вытащили с толчка.

Умывалка продувалась насквозь, а вода из кранов шла еле-еле. Зубные щетки никто не запрещал, как и смерзшийся порошок, которого тут было вдоволь. Но щетки были не у всех, приходилось чистить зубы пальцами. Стопка полотенец, которые расхватывали люди, могла бы быть и чище. Охранники особо не лютовали, курили в стороне, косились на мерзнущих людей.

Ничто не мешало Алексею вырвать у любого конвоира автомат и перестрелять полдюжины этих тварей. Он справился бы. Пусть не сегодня, сперва накопил бы силенок. А что дальше? Поднимать народ на баррикады? Да эти же люди утопят его в сортире.

По окрику заключенные потянулись в столовую. С порядками в этом заведении Корнилов уже ознакомился. Поднос, очередь – и жуешь быстро, пока не началось. На завтрак была сыроватая картошка, украшенная глазками и фитофторной гнилью. Вместо мяса – сало какого-то кабана-долгожителя со специфическим запахом.

Он сидел плечом к плечу с такими же оголодавшими людьми, стучал ложкой, сопротивляясь тошноте и желанию все выплюнуть. Алексей украдкой поглядывал по сторонам. Небритые загрубелые лица, все бледные, как с того света. Затрапезная одежда, судорожные движения.

С брезгливой миной ковырялся в миске уголовник Погребень. Складывалось впечатление, что этот завтрак у него первый, покормят где-то еще. Шашлык, не столь прихотливый, давился картошкой, залпом выпил свой чай, схватил стакан соседа, смирного парня с потухшим взором, выхлебал и его. Парень безучастно уставился на пустой стакан, а Шашлык гоготнул, срыгнул.

Молился синими губами Гоняйло. Он и Пехтин сидели напротив Алексея. Парень взял ложку, начал есть. Его едва не вырвало на собственные колени. Он подавил приступ рвоты, отдышался. Пехтин скорбно покачивал головой, витал в своих мирах.

– Привыкаешь, Алексей? – поинтересовался Ратушенко, сидевший рядом. – Совет на будущее. Как бы ни тянуло блевать, жри до конца, другого источника энергии не будет.

Корнилов словно отдалялся от самого себя, уходил в глубины зрительного зала.

– Выходи на плац, граждане алкоголики и тунеядцы! На ликероводочный завод заявок не поступало! – услышал он.

Восемь десятков невольников стояли на плацу, выстроившись в две шеренги. Охрана сзади и спереди. Отрадно, что до собак не додумались.

Перед строем прохаживался злой, опухший Радзюк. Он всматривался в лица людей, которые благоразумно опускали глаза.

Алексей не успел это сделать. Радзюк задержал на нем взгляд, изобразил язвительную гримасу. Дескать, втягивайся, мент из Харькова, или кто ты такой есть.

«А ведь они догадываются, кто я на самом деле», – мелькнула беспокойная мысль.

– Не нравитесь вы мне сегодня, граждане промысловики! – гаркнул Радзюк. – Не вижу в вас желания с огоньком провести рабочий день! А план никто не отменял! Просьба уяснить, что объект должен быть сдан через неделю. Если этого не произойдет, то сгною всю вашу банду на болоте, за мной не заржавеет! Все поняли? Все знают, что случается, если кто-то отлынивает или симулирует болезнь, которой у него нет? Просьбы, пожелания? Таковых нет?

Бортник, стоявший рядом с Алексеем, вдруг пробормотал:

– Мы слово партии даем, что к ноябрю объект сдаем.

Ратушенко прыснул, и сделал это совершенно напрасно. Радзюк резко повернулся, подошел поближе, недоверчиво уставился на него. Ратушенко тут же изобразил скорбящий лик. Радзюк покачал головой, сделал зарубку в памяти, стал снова пристально вглядываться в лица работяг. Люди втягивали головы в плечи.

«Священника сюда надо, – подумал Алексей. – На должность лагерного капеллана. Очень помогло бы со смирением и долготерпением».

Человеческое стадо по взмаху указующего перста отправилось к воротам. Туда уже въезжали старенькие бортовые грузовики. Толпа лезла, рассаживалась на лавках. Охрана занимала свои места. Люди набивались в кузов как селедки в бочку.

Алексей почему-то обнаружил себя в последней машине, а все его знакомые оказались в головной. Люди кашляли. Грузовик, идущий впереди, плевался ядовитой гарью. Народ немилосердно подбрасывало на ухабах.

– Дороги как на Луне, мать их!.. – проворчал какой-то мужик, изъеденный сыпью.

«А какие, интересно, на Луне дороги?» – отрешенно размышлял Алексей, кутаясь в рукава фуфайки, которые оказались очень длинными.

Машина свернула за обгоревший лес, и взору арестанта открылась любопытная картина. Равнинная местность между покатыми холмами размером в несколько футбольных полей. В воздухе стоял удушливый запах гари. Лес, спрятавшийся в низине, заслоняла плотная дымовая завеса. Сквозь нее кое-где пробивались языки пламени. Практически всю местность заливала вода.

На обочине стояли грузовики с номерами разных регионов Украины, пара самосвалов, ржавый трактор и даже телега, запряженная лошадью. Отливал потертыми боками старый бронетранспортер. Блеснула гладь канала.

Вдоль его берегов торчали причудливые агрегаты, напоминающие лафеты орудий. От них тянулись по всему участку толстые резиновые рукава, обросшие грязью. Они причудливо заплетались, стелились по земле, ныряли в воду.