В тени старой шелковицы - Мария Дубнова

…Шестилетняя Марина играла в саду с двухгодовалой Галей – наталкивала ей за пазуху шишки, а Галя, молча, сопя, пыталась их вытащить. В калитку первым вбежал Борька, серьезно посмотрел на Марину: «Можно с тобой?» Поднял еловую шишку и быстро сунул Гальке прямо под пальто. Галька вытаращила на него глаза, возмутилась и завопила. Марина тут же стукнула Борьку кулаком по лбу: «Не трогай мою сестру!» От удара Борька плюхнулся прямо на дорожку, тут же промочив штаны насквозь.

– Ты Марина? – большой толстый дядька с чемоданом смотрел на нее. Рядом стояла тетка с ребенком на руках. Дядька был чем-то похож на отца, а тетка – на мать. Может, шпионы? На всякий случай Марина решила молчать.

– Мама где? – строго спросила тетка.

Марина молчала, насупившись. Зато Галка продолжала орать, и Борька легко ткнул ее кулаком: «Да заткнись ты!» Микун подозрительно закряхтел и покраснел.

– Этого еще не хватало! – завопила тетка и кинулась в дом мимо детей.

Соломон грузно двинулся за женой.

Марина услышала, как в доме звякнула посуда, раздались радостные восклицания, крики ребенка и короткий теткин вопль:

– Вот черт! Не успели!

Дети на улице затихли. Галя выковыряла из-под пальто все шишки и с интересом разглядывала Борю. Тот, чувствуя, что штаны промокли до трусов, решил никогда в жизни не вставать, во всяком случае, пока не стемнеет, – и уселся в луже поудобней.

На улицу вышла Тоня, хозяйка дома.

– Маришка, Галочка, идите в дом – ваши тетя с дядей приехали! А ты чего тут расселся? Ну-ка, – и Тоня потянула Борьку за руку. Тот уперся. – Ах, ты! – И Тоня сдернула Борьку с дорожки. Марина, увидев мокрые штаны, фыркнула: «Обоссался!» Борька покраснел до ушей:

– Я в лужу упал!

– Бабушке своей рассказывай!

– Мама!.. – Борька заревел и рванул в дом. Но маме было не до него. Микун занял всех: Оля мыла ему попу под умывальником, Сарра искала ведро замочить ползунки, Соломон агукал и люлюкал, глядя на красное орущее лицо любимого сынка, и на Борю никто не обращал внимания. Тоня поглядела на этот бедлам и решительно повела ребенка на свою половину дома:

– Давай, снимай штаны. Вот тебе тряпка сухая, чистая, обвернись и садись на кровать, босиком не ходи – пол студеный. Жди, мать с малым управится, я ее позову.

Ушла и штаны унесла.

Боря немного посидел на кровати, потом его разморило с дороги – и он уснул.

День Победы встретили на Сходне. Три женщины: Тоня, Оля и Сарра, и четверо детей, своих у Тони не было. Сидели за столом, уложив детей, плакали. Тоня – по убитому мужу и так и не родившимся детям, Сарра и Оля – по умершему отцу… Соломон не выбрался из Коломны, Ефим, как обычно, задержался на работе в Москве и не приехал. Налепили вареничков с картошкой, достали капустки квашеной, нажарили лука… Выпили по чуть-чуть… Все, конец войне. «Девчонки, а я Фиму попрошу, пусть он в Москве нам духи достанет…» – «Или пудру…» – «На кой мне пудра!» – «Дурочка, это ж красиво…»

– А я, – улыбнулась сквозь слезы Тоня, – завтра в баню пойду, волосы вымою – и на папильотки накручу. Они у меня тогда такие кучерявенькие становятся, вот прям как у Сарры…

– А я платье хочу себе заказать, новое, к лету. У портнихи…

– Ух ты… Правильно! Я в кино видела: вот тут рюшечка, тут фонарик…

На самом интересном месте заорал Микун, и Оля пошла его укачивать. До большой комнаты донеслось: «Да замолчишь ты или нет, паршивое созданье!» Созданье замолкало, но ненадолго: его нещадно будили майские голодные комары.

В Коломну пришло пухлое заказное письмо от Павы, из Омска: «Оля, ты знаешь, что я с 1944 года заочно учусь в Омском машиностроительном институте, на кафедре “Механическая обработка металлов”. Я сдал экзамены за первый курс и хотел бы перевестись в Москву, в институт имени Баумана, на физфак. Все документы я высылаю тебе, Оля, пожалуйста, зайди в Бауманский, все разузнай…»

Хорошенькое дело, разузнай… С этим Микуном не то что до Москвы – до соседнего леса без приключений не добежишь… Ладно.

Оля все же поехала, попросив соседку присмотреть за детьми и пообещав в награду привезти из Москвы пряников для соседкиной дочки – та постоянно болела, врачи говорили: железки опухшие…

Но разыскивать Бауманский Оле было некогда, и она, спросив в справочном бюро ближайший институт, где есть физический факультет, отправилась на улицу Кирова. В Московский физический институт.

Да, он может к нам перевестись, почему нет? Хорошие отметки, нормальные документы… Сколько ему лет? Двадцать… Отлично. Кем, говорите, работает? Токарь на Омском танковом? Ага, характеристика… Рабочий парень, нам такие нужны. Нет, на второй курс к нам после… так, минуточку… после Омского машиностроительного? Девушка, да вы смеетесь, что ли? У нас тут Москва, все-таки… На первый курс возьмем. С общежитием. Точно, точно. Возьмем. Идите к секретарю, она примет у вас документы и потом оформит вашему брату вызов…

На обратном пути Оля заскочила в булочную. Пряники, пряники… Где ж я возьму пряники… Ой, помадка! Надо же… Дайте, пожалуйста…

В конце августа 1945 года Пава приехал в Москву и 1 сентября стал студентом. На выходные, если получалось, приезжал подкормиться к сестрам, по очереди. Те вручали ему детей, а сами отправлялись на кухню: стирать брату рубашки и белье, чистить единственные брюки, а главное – греть суп и варить картошку.

Больше всего Пава любил приезжать в Коломну к Оле, хотя это было гораздо дальше Сходни: у Оли той осенью жила тетя Лиза, которая с удовольствием возилась с мальчишками, и можно было честно завалиться на диван в дальней комнате и заснуть на сутки.

Пава не высыпался, по ночам вагоны разгружал… Все студенты так делали.

Новый, 1946 год решили встретить вместе, у Оли. Уже с утра приехал Пава, тут же побежал за елкой. Оля очень ждала Сарру – Мишке нездоровилось, и он не отпускал от себя мать, а ведь надо и стол приготовить, и в доме все вымыть… Борька капризничал: Микун завладел мамой полностью, и это было так несправедливо, так обидно, что хотелось все время ныть самым несчастным голосом, а еще лучше – разбить себе башку о комод, чтобы мама тут же выбросила этого противного Микуна в ведро и занялась Борькиной головой…

Сарра с Ефимом все не ехали, Пава куда-то запропастился, Соломон горел на работе…

К вечеру вдруг все успокоилось. У Мишки спала температура, и он уснул. Борька с обожанием смотрел на Павку, который уже установил елку и теперь разрешил Боре наряжать ее, а потом обещал еще поиграть с ним и уж точно никогда не гнать спать. Пирог удался на славу. А к вечеру приехала Сарра с девчонками, правда, снова без Ефима.

– А где…

– Не спрашивай. У него работа.

– Так ведь… Новый год…

– Он – главный механик завода, что ж он может сделать… Не отпустили с «Точизмерителя». Не трави мне душу, не надо так глаза таращить…