Повседневная жизнь женщины в древнем Риме - Мари-Терез Рапсат-Шарлье

Возможность нового брака зависела от возраста детей: если они уже получили образование, вдовец мог предпочесть конкубинат (например, Веспасиан с Ценидой — вольноотпущенницей Антонии, матери Клавдия) — иногда, как Марк Аврелий, именно для того, «чтобы не давать мачехи столь многочисленному потомству». Такое решение помогало также избегать проблем с наследством. Но вообще изучение известных нам семейств, особенно сенаторских, показывает, что практика новых браков после вдовства или развода была весьма распространена. Не говоря о пяти (политических) браках Помпея или шести замужествах Вистилии, не удостаивая вниманием многочисленные женитьбы Клавдия и Нерона, отметим, что тот самый Плиний Младший, которого мы только что упоминали как адвоката, сам женился дважды, а то и трижды, что тетка Нерона Домиция Лепида, поразительно богатая, была три раза замужем, что примеры достоверных или предположительных вторых браков можно еще умножить.

Новорожденного принимала повитуха, определяла его пол и смотрела, стоит ли его вскармливать: в срок ли он рожден, может ли он с помощью Ватикана (бога-покровителя первого крика младенца, которого римляне справедливо или нет связывали с именованием прорицателя — vates) кричать и шевелиться. Она тщательно осматривала малыша, проверяя, в частности, все ли отверстия тела открыты, но практически в столь нежном возрасте можно заметить только серьезную аномалию, если таковая имела место. Затем отец, в знак того что принимает малыша, подымал его, призывая богиню Левану.

Рядом с роженицей могла находиться ее мать. Иногда, по юридическим соображениям, собиралось даже много присутствующих, особенно если супруги были в ссоре или развелись во время беременности: тогда надо было удостоверить, что ребенок действительно родился и не был подменен. Гости приходили также на церемонию очищения (dies lustricus) и выбора имени на восьмой (для мальчиков на девятый) день после рождения. У свободных римлян-мужчин было три имени: личное (praenomen), родовое или фамильное (nomen) и прозвище (cognomen). Как звали женщин? В разные времена по-разному. Пока они были затворены в своем семействе, для внешнего мира им было достаточно одного родового имени, но внутри рода или семьи удобно было их как-то различать по личным именам. Эпиграфика позволяет установить, что в древнейшие времена личное имя часто давалось по порядку рождения (Секунда, Терция), причем не совсем понятно, был ли это счет только девочек или всех сестер и братьев. Кроме того, в некоторых областях Италии имя девочки могло обозначать что-то хорошее: Юста (справедливая), Вера (правдивая), Приска (приблизительно «верная старине»). Всего в республиканскую эпоху засвидетельствовано около пятидесяти женских личных имен, но их становится заметно меньше к концу Республики и при Империи, когда женщинам стали давать также «когномен». В III в. н. э. выходят из обихода личные имена у мужчин, но вновь возникает мода давать их девочкам. На деле они были не нужны; их выбор становится социокультурной характеристикой: знатные семьи предпочитали имена Гайя, Гнея, Луция, Марция, Публия, Квинта, Тиберия (они, как и соответствующие мужские, могли писаться сокращенно), а более скромные — Авла, Октава, Децима, Сервия, Секста, Спурия.

В течение тридцати дней со дня рождения девочки — законнорожденной римской гражданки (civis Romana) — отец, мать, дед или любой другой в их отсутствие делают о ней, как и о мальчике, официальное объявление (professio) перед властями — в Риме в Сатурновой казне. Так, диптих из Каира 148 г. н. э. является выпиской из регистра под названием «Календарий» о заявлении Тиберия Юлия Диоскорида о том, что в 13-й день до только что прошедших сентябрьских календ Юлия Аммонария родила ему дочь Юлию Аммону, римскую гражданку.

О незаконных детях было достаточно приватного объявления при свидетелях (testatio): так, в Александрии опекун (tutor mulieris) Семпронии Гемеллы, римской гражданки, проживавшей в Каранисе из округа Хора, по ее просьбе объявил о рождении сыновей — римских граждан (они носят тройные имена), но незаконных (spurii), от неизвестного отца (incerto parte). В этом диптихе 145 г. н. э. специально оговорено, что такой аттестат выписан, «поскольку законы Элия — Сентия и Папия — Поппея запрещают заносить в официальные списки (album) незаконных детей как мужского, так и женского пола».

Такие заявления в суде не принимались как законное доказательство (citra cognitionem causae), но могли учитываться судьями в случае тяжбы. Свод постановлений римского права, именуемый «Дигестами», упоминает о деле одной женщины, которую муж прогнал во время беременности, вследствие чего она объявила о рождении незаконного сына, а затем умерла без завещания. Это означало, что ребенок наследует ей. Муж, чтобы вернуть утраченное, пытался признать ребенка и взять его под свою отцовскую власть (potestas patris). Хотя эти объявления имели весьма ограниченную силу, Марку Аврелию было угодно сделать их обязательными для римских граждан.

Вероятно, на отказ от девочек по тем или иным причинам смотрели проще. Под 1 г. до н. э. в одном александрийском папирусе говорится об отказе от будущего ребенка, если родится девочка. Тем не менее таких отказов не должно было быть много больше, чем отказов от мальчиков, поскольку это повлекло бы демографические последствия, которые никак не остались бы незамеченными для нас. Мы не имеем никакого представления о цифрах: ни о количестве самих отказов, ни о смертности непризнанных детей. Ведь их могли принять другие, а судьба их могла быть самой различной: от рабства до принятия в семью людьми, привязанными к ним, дававшими им содержание и образование (такие в источниках упоминаются под названием alumni). Почти ничего не известно и о собственно детоубийстве. Недавние палеопатологические открытия доказывают, что оно практиковалось в некоторых областях Империи — например, в Палестине, где в сточных канавах Аскалона сохранилось около сотни младенческих скелетов.

И здесь императорская фамилия играла страшную символическую роль: император Август решил отказаться от ребенка своей внучки Юлии, который, очевидно, был плодом прелюбодеяния (с Децимом Юнием Силаном), поскольку родился в 8 г., а муж Юлии Луций Эмилий Павел уже в 6 г. был сослан (по крайней мере такая хронология возможна). Мы плохо знаем, как отреагировало общественное мнение на эту щекотливую ситуацию, но Тацит строго судит императора, который, «присвоив этому столь обычному между мужчинами и женщинами проступку грозные наименования святотатства и оскорбления величия, отступал от снисходительности предков и своих собственных законов». Так же сурово осудили и Клавдия за то, что он, разведясь с Плавтией Ургуланиллой за прелюбодеяние, отверг ее дочь от одного вольноотпущенника уже несколько месяцев спустя после рождения, то есть уже в какой-то степени признанную семьей. Кроме того, он велел положить девочку голой на улице, увеличивая смертельную опасность: нежному тельцу грозили не только бродячие собаки, но даже змеи и дикие звери, подчас заходившие в те края.

Обрезав пуповину, повитуха сразу же проводила первую гигиеническую процедуру — начищала новорожденного солью. Затем кормилица раз в день или два купала вскормленника в ванночке, следя, чтобы вода была приятной для него температуры. После купания его тесно пеленали в прочные, легкие и чистые пеленки; у пеленания мальчиков и девочек были и общие черты, и особенности. Тельце надо было сформировать; девочке талию делали тонкой, а бедра широкими, чтобы, войдя в возраст, ей легче было носить своего ребенка. Иногда кормилицы хватали через край: чтобы сделать утробу как можно больше, они совершенно раздавливали много раз туго обмотанную грудную клетку. Впрочем, и это со временем становилось источником наслаждения: элегические поэты любили воспевать маленькую грудь, помещающуюся в руке у любовника.