Секретарь Королевского Отбора - Рина Рэйн

Я смутилась. И что на это сказать?

— А чем еще я сильно выделяюсь? — тихо спросила, уже не столько из-за желания увести разговор дальше, сколько по тому, что мне действительно это было важно.

— Да всем. Воспитание, достоинство… Ты не пасуешь перед нами, когда другие или двух слов связать не могут, или начинают ржать без умолку, или сразу же рассказывают о цвете своих трусов.

Я поперхнулась еще раз. Очень громко.

— Нет, конечно, — продолжил принц, что-то вспоминая, — я не скажу, что все такие. Есть среди невест и нормальные. Но их, ты не поверишь, как их мало! Мне кажется, зря на кастингах не было обязательного обследования на адекватность. Многие бы отсеялись еще тогда.

— Ты так сильно презираешь их. За что?

— Кого?

— Невест.

Принц задумался. В темноте я не видела его лица, но чувствовала в молчании напряженность.

— Я не презираю их, — наконец-то начал он. — Не всех, по крайней мере. Я просто не хочу быть самцом рырецки для разведения. А они ведь видят меня именно таким. Ну, или кошельком на ножках. Только к которому еще титул прилагается. Знаешь, мерзко.

— Но разве не вы выбираете?

— О да! Выбираем, — он замолчал. — Должны выбрать. Но что если я к этому выбору не готов? Или, вообще, как Ронар, не вижу в нем смысл жизни?

Я поборола ненужное желание обнять друга. Но сочувствие из голоса убрать не смогла.

— Аттор говорил, вы можете потом развестись.

— А он говорил, какой там список причин для развода? Поверь, нужно очень постараться, причем обоим, чтобы корона дала на него разрешение. Камень Выбора — та еще гадость.

Я снова не нашла, что сказать, чувствуя, что перегнула палку и шагнула на очень личную территорию. Но у Эйтана на разговор были совсем другие планы.

— Так ты не ответила, — вспомнил он. — За что «лэстр»-то?

— Да не за что… Просто, к слову пришлось.

— Ну да. И именно поэтому ты сейчас кусаешь губы.

— Кусаю губы?

— Нижнюю, — он усмехнулся и как-то слишком выразительно посмотрел на нее. Так, что мне стало жарко. Ну, нет. Только этого еще не хватало!

Вот глазастый-то!

— Может, просто голодная! Пойдем — поедим! — ляпнула я первое, что пришло в голову.

Эйтан скупо рассмеялся. Только вот звучал этот смех совсем не радостно.

— Как ты потрясающе меняешь тему разговора, Бетти! Точно не по этикету!

— Ну, ты же говорил, что понятия не имеешь, как я жила это время. Вот, может, училась жить не по этикету.

— А как, кстати, ты жила?

Я окаменела.

— Извини, я не готова говорить об этом.

— Понимаю. Прости. Просто…

Он крутанулся на каблуках, замер, развернулся обратно и, разлохматив пятерней чуть длинноватую по современной моде прическу, решился:

— Мы не знаем, что там произошло. Я думал… Может, ты можешь…

— Не знаете? — я переспросила одними губами, но он, кажется, услышал.

— Я так точно. О твоей гибели… то есть… не гибели… Не важно. Я узнал только из газет.

— Но… Как? Я думала…

— Что ты думала, Бетти?

— Это не важно, Эйтан. Меня там тоже не было. Я не знаю, что там произошло.

На этом месте мы оба уставились друг на друга. В почти кромешной темноте я все равно словно видела напряженное лицо принца, таким пытливым был его взгляд. Молчание гильотиной висело между нами. А потом Эйтан нарушил его фразой, которая выбила воздух из моих легких одним коротким ударом.

— Знаешь, — задумчиво протянул он, снова разлохмачивая прическу, — самое странное, что даже Лэс Реми не знает, что именно тогда случилось. А ведь он был там.

Он был там.

Эти слова, словно нож в масло, вонзились между лопаток — ощущение торчащего в спине кинжала было почти физическим. Только вот никто ножи в меня не метал, а то, что Аттор — нет, лэстр Лэс Реми — достойный человек, я придумала сама.

Просто так ведь куда проще находиться рядом с ним каждый день, да?

Но привычка искать в людях что-то хорошее часто оборачивалась против меня. Вот и в этот раз. Ничего нового — я просто ошиблась. Хорошо еще, что узнала это до того, как случилось что-то непоправимое. Например, ошибка в лэсте Лэ Ленти почти привела к позору на всю академию. А ошибившись в эссэре Ораше, я чуть не была изнасилована. И была бы, если бы не владела магией.

«Милая добрая Энабетт. Нельзя же так легко доверять и прощать людям», — когда-то в детстве говорила няня, грустно улыбаясь и качая головой, и была тысячу раз права. А я… Интересно, я когда-нибудь стану умнее?

Но как же было хорошо, что в такой темноте не было видно лиц! Мое, наверняка, побледнело. А то, что пауза затянулась, и Эйтан, кажется, не понимал, почему — ну что ж… Он мог думать об этом, что угодно. Раз я все еще не была на костре, значит, зачем-то была нужна живая. Озлобленно-ободренная этим открытием, я поняла, что больше всего на свете хочу закончить эту встречу как можно скорее. Значит, нужно поторопить принца с обедом.

— Ваше Высочество, а наш столик все еще ждет?

Такой резкой смены темы он точно не ожидал, но противиться не стал.

***

В прохладный зал ресторана, утопающий в ненавязчивых звуках саксофона и приятном голубовато-желтом полумраке, мягко скрадывающем силуэты колонн с ажурными капителями и аккуратных круглых столиков, подсвеченных старинными бронзовыми подсвечниками, мы попали, минуя еще два портала и комнату-салон.

Причем и я, и принц были в настоящих обликах, в отличие от большинства присутствующих, что выдавало слегка дрожащее вокруг гостей марево. Зато мы были им безразличны. Наше появление, кажется, заметил только искусно сделанный деревянный голем, возникший перед нами сразу же, как только мы вошли. Он без лишних слов отвел нас за приготовленный столик, спрятанный в укромном уголке среди двух колонн, и оставил наедине с меню.

В салоне — комнате с зеркалами и диванами — можно было спрятаться за любой иллюзией. Для тех, кто не мог их наколдовать, существовал целый набор зачарованных разовых кристаллов. Но я не знала наверняка, как поведет себя затертая метка, если поверх нее я буду накладывать чары, искажающие пространство и ауру. Стоило ли рисковать жизнью ради обеда среди людей, скрывающихся за чужими лицами? Поэтому я даже не стала менять вид платья. Осталась в красном «деловом».

Эйтан поддержал меня и тоже не стал править свой образ. Так что на нем все также были плотные темные штаны и легкий бежевый свитер. Правда, он зачем-то подтянул рукава свитера до локтей, обнажив крепкие предплечья, украшенные массивными наручными часами на одном и переливающейся золотом меткой жениха на другом. И, судя по тому, как демонстративно после этого мне была предложена рука, сделано это было с целью привлечь мое внимание.