Командир штрафной роты - Владимир Першанин
Шрифт:
Интервал:
На этот раз нашей зоной «охоты» была территория напротив седьмой роты, на стыке со вторым батальоном. Как и любой стык между подразделениями, он был укреплен сильнее, чем остальные места. Врывшись в гряду плоских холмов, стояла хорошо замаскированная батарея легких трехдюймовых «полковушек», несколько минометов, а сквозь брустверы торчали стволы противотанковых ружей. Было здесь побольше и пулеметов. Поэтому немцы тревожили седьмую роту чаще, стараясь выбивать не только личный состав, но и уничтожать вооружение.
Комбат дал задание нам лично. С утра он был в хорошем настроении. Может, потому, что наладились отношения с молоденькой телефонисткой Людой, которая последнее время отталкивала его. Надоело быть ППЖ — походно-полевой женой. А у комбата семья в Липецке и двое взрослых сыновей. Историю Люды я знал. Она встречалась с таким же молодым взводным лейтенантом, и, по слухам, отношения у них были серьезные. Но комбат, которому приглянулась Люда, со скандалом забрал ее в батальон. Лейтенанта вскоре тяжело ранило, его отправили в тыл, а комбат, изображая влюбленного (может, и правда влюбился), прибрал к рукам молодую девчонку, годившуюся ему в дочки. Многие окончательно перестали уважать Орлова.
— Какой он к хренам орел! — плевался его ровесник, новый старшина из «старичков». — На свежатинку потянуло.
И добавлял заковыристое ругательство.
А в тот мартовский день Орлов, сверкая тремя начищенными орденами, инструктировал нас с Макухой, обращаясь ко мне:
— Ты, Першанин, наведи там шороху. Постарайся офицерика подстеречь, а то они шибко гордые. Пушка у них «собака», тоже вредная сволочь. Если одного-двух из прислуги положишь, заткнутся гады.
Мимо нас, не поворачивая головы, прошла телефонистка Люда. В новенькой гимнастерке, хорошо сшитой узкой юбке, перетянутой офицерским ремнем, хромовых сапожках. Я проводил ее взглядом. Хорошо, сучка, устроилась! Напоена, накормлена, в тепле. А про своего лейтенанта, который то ли жив, то ли нет, наверняка забыла.
— Понял, сержант?
— Так точно, товарищ майор.
И поплюхали мы смотреть будущую позицию. Командир седьмой роты, не любивший снайперов, сразу предупредил:
— Выбирайте нору не ближе, чем за двести метров от траншеи. Мне после вашей пальбы только артиллерийского обстрела не хватало.
— До фрицев и четырехсот метров не будет, — возразил я. — В траншею, что ли, к ним лезть?
— Вот и подбирайся поближе. А то ночью отсыпаетесь, днем дрыхнете в укрытии. Пальнете, куда попало, и работа закончена.
— Быстро вы, товарищ капитан, наших сгоревших ребят забыли. Тех, под танком, — угрюмо напомнил я.
— Ты меня не учи!
Ротный-семь был в звании капитана, и я знал, что в случае чего именно он будет заменять комбата. Уже и замашек набрался. Ждет не дождется, когда Орлова на повышение уберут или ранят. А может, убьют… Ему, ротному, под носом у немцев тоже воевать надоело. В одной траншее с бойцами. Сколько их, ротных, гробится! А комбат — это уже фигура. И лоб под пули необязательно подставлять.
Пораньше поужинав и выпив по кружке горячего чая, мы с Петром пошли спать. А часа в четыре утра, хлебнув на дорогу кипятку, отправились на позиции. Место я уже вчера выбрал.
Полоса кустарника, изрытая воронками. Правда, сверху никакой защиты, зато шагов восемьдесят пространства, где можно переползать с места на место. До ротных траншей метров сто шестьдесят, до немцев — двести с небольшим. Близко! Если заметят, не уйти. Меня больше бы устроил разбитый блиндаж, метрах в сорока за спиной и многочисленные глубокие воронки вокруг него (запасные укрытия). Но капитан, догадываясь о моих мыслях, предупредил:
— В блиндаж не лезьте! Там наблюдательный пункт.
Ну и черт с тобой! Выбрали мы с Макухой две воронки. Немного углубили, вырыли между ними лаз. Кусты, посеченные осколками и пулями, сдвинули потеснее. Набросали жухлой прошлогодней травы. Оборудовали запасной окоп в двух десятках метров. Подрыли углом переднюю стенку, чтобы небольшой козырек иметь. Все равно понимаю, укрытие слабое, да еще под самым носом у фрицев. Если засекут и начнут мины кидать — хана! Одно спасение — затаиться и не двигаться. Ну, а уж после выстрела, если не в запасной окоп, так в блиндаж придется нырять. Но туда по плешине ползти, под пулеметным огнем.
В блиндаж я ночью все же сползал. Брешет капитан, нет там никакого наблюдательного пункта. Стоит вода, не меньше чем по пояс, густо тянет мертвечиной, которая перебивает все остальные запахи: гнили, тухлой воды. Пристроиться здесь можно. На выходе, между расколотыми плитами. Но ссориться с ротным не хочу, и так полсотни метров отвоевал. А если к рассвету и правда наблюдателей пришлет, скандала не избежать.
Незаметно рассвело. Немцы под боком. Увеличенное вчетверо оптическим прицелом лицо немца смотрело, казалось, прямо на меня. Рядом винтовка. Неподалеку еще двое. Пулеметчик с легким пулеметом «дрейзе». Не стреляют. Слишком близко позиции. Ну и мы подождем. Появится поблизости снайпер или наблюдатель с оптикой — точно приметит. Торопиться нам ни к чему. Даже если хорошая цель с утра подвернется, весь день мы в этих воронках не продержимся. Высыпят десятка два 50-миллиметровых мин, расстояние плевое, а взрываются они едва земли коснутся. Предупредил я в очередной раз Макуху:
— Лежи и не высовывайся. Наблюдать буду сам. Травой хорошо замаскируйся. Не дай бог, летуны заметят. Ребята ушлые, молодые. И свои, не разбираясь, могут влепить очередь. Их никто не предупреждал, что снайперы в воронках прячутся.
Как назло, появляется то одна, то другая цель. То связист, почти не пригибаясь, по грязи шлепает, катушку тащит. У куста помочился, застегнулся, дальше побрел. Но эта цель так себе, мелочь. Разглядел «собаку», автоматическую 37-миллиметровку. Пятьсот метров с копейками. И командир орудия нет-нет да высунется, чуть не по брюхо. Подготовленный артиллерист. Если его ухлопать, потеря для врага немалая. Их по полгода учат, и хороших пушкарей всегда не хватает.
Как накликал летунов. Над самой головой пронеслись три штурмовика и два «Яка». Сжался в комок. Но все пять самолетов промелькнули мимо, вскоре застучали немецкие зенитные автоматы, грохнули взрывы бомб, застучали авиапушки. Назад вернулись все пять самолетов. Один «Як» дымил, делая нырки. Подстрелили. Но уже своя земля, не пропадет летчик
А Макуха не выдержал. Увидел офицера, высунувшегося из-за бруствера. Командир взвода или роты наши позиции изучал. Я его тоже хорошо видел, даже без оптики. Словно судьбу свою фендрик испытывал. То в одном месте, то в другом месте появится, снова к биноклю прилипнет. Думаю с досадой, хоть бы его наши из «максима» пугнули! Молчат. А Макуха, про все забыв, решил отличиться. Я только успел негромко крикнуть:
— Стой! Нельзя.
И сразу выстрел. Был уверен мой напарник, что с двухсот пятидесяти метров не промахнется. А как потом целый день отсиживаться и где прятаться от мин, не думал. Поторопился. Пуля, наверное, в руку попала. Дернуло офицера, развернуло, бинокль подскочил, и сразу исчез фриц. Я от злости горсть земли сжал, едва жевать не стал.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!