Граница миров - Кристель Дабо

– Нет!

И снова начала протискиваться к почетной трибуне, изо всех сил пытаясь освободиться от цепкой хватки стражника. На Вавилоне было запрещено насилие, даже со стороны представителей закона. Если стражник не отпустит свою жертву, ему придется вывихнуть ей плечо.

И он не решился ее остановить.

Наконец Офелия взобралась на трибуну. Перед ней сидели оба Духа Семьи, массивные, как опоры, державшие балдахин. Они безучастно смотрели на эвакуацию.

– Отмените посадку!

Офелия собрала все силы, чтобы выкрикнуть эти слова, но не смогла перекричать мощные голоса динамиков.

Поллукс отвел взгляд от арены. Он ее расслышал. Обладая сверхмощными свойствами, величавой осанкой и отеческой благосклонностью к своим подданным, он мог бы править ковчегом истинно по-королевски. Однако в его золотистых глазах, устремленных на Офелию, читалась лишь беспомощность. Он не был способен ни на какую инициативу.

И Офелия, отвернувшись от него, обратилась к Елене, к одной только Елене.

– Отмените посадку! – взмолилась она, стараясь четко произносить каждый слог. – Отголоски крайне опасны. Они нарушают показания навигационных приборов!

Елена с неспешностью автомата развернула свой кринолин на колесиках в сторону Офелии. Оптический аппарат, сидевший на ее слоновьем носу, пришел в действие, перебирая одну за другой линзы и отбрасывая ненужные, пока не настроился на видимость, позволявшую его владелице различить контуры Офелии. К слову сказать, на фигуру самой великанши трудно было смотреть: ее осиная талия между широченными бедрами и мощным бюстом выглядела такой хрупкой, что, казалось, вот-вот переломится.

Единственной вещью, которая связывала близнецов – Духов Семьи, – была Книга, висевшая у каждого из них на поясе, Книга, чьи страницы были темными, как их собственная кожа.

Стражник, задержавший Офелию, явно колебался между тем, что ему делать и чего не делать, но всё же выбрал первое. Однако Елена одним движением своих паучьих пальцев заставила его отпустить пленницу. Неужели она осознала серьезность происходящего?

Офелия указала ей на второй дирижабль, где уже началась посадка.

– Вы не можете этого допустить! Ведь вы наша Крестная мать, я сама была одной из ваших Крестниц; вам стоит сказать одно слово, и…

Огромный рот Елены произнес ответ, которого Офелия не расслышала, но догадалась по недоуменному выражению ее лица, что это был скорее вопрос. Елена ее не помнила. Как все Духи Семей, чьи Книги повредила Евлалия Дийё, Елена была осуждена на полную беспамятность. Да и почему ей следовало верить какой-то неизвестной девчонке, а не Светлейшим Лордам?!

Офелия торопливо развернула листочек, который бережно хранила вместе со своими фальшивыми документами.

«При случае зайдите в мой кабинет, мне нужны ваши читающие руки. Елена».

– Однажды вы уже оказали мне доверие! – сказала Офелия.

И, встав на цыпочки, протянула записку Елене. Оптический аппарат великанши снова пришел в движение, чтобы позволить хозяйке прочесть записку. Она должна была узнать собственный почерк. Уловить взгляд Елены сквозь многочисленные линзы было невозможно, но теперь Офелии явно удалось привлечь к себе ее внимание. И она взмолилась:

– Помогите нам!

Длинные пальцы Елены обхватили запястья Офелии, впились в них, точно крабьи клешни. Записка разорвалась.

– Отголоски вовсе не опасны, юная особа.

Офелия ощутила на лице вибрацию ее голоса, которая миг спустя охватила ее тело, проникла в уши, заглушив собой остальные звуки. Громкоговорители и крики в амфитеатре – всё это мгновенно исчезло.

– Отголоски говорят с теми, кто их слушает. А вы все, включая моего брата, слепы и глухи.

Рот Елены – настоящая пропасть с ощеренными зубами – придвинулся так близко, что Офелия могла бы пересчитать все зубы до одного, если бы их не было так много.

– Отныне отголоски существуют повсюду. Даже в воздухе, которым ты дышишь.

Наконец Елена выпустила запястья Офелии, на которых ее ногти оставили глубокие отметины. Она сняла оптический аппарат, без которого никогда не обходилась, ибо ее собственные глаза различали окружающий мир только в виде мириадов атомов. Ненормально расширенные зрачки теперь целиком занимали глазницы и уподоблялись ее рту – такие же бездонные темные провалы, поглощавшие свет. И поглощавшие Офелию.

– Они повсюду, юная особа, а вокруг тебя их еще больше, чем где-либо. Ты притягиваешь отголоски, как сахар – мух. Они ждут от тебя непредвиденного.

Офелия растерялась вконец.

– Да, но дирижабли…

– Молчи и слушай.

Огромные зрачки смотрят, улавливают, осязают нечто совершенно недоступное пониманию Офелии.

– Ты должна выбраться из клетки. Обернись. Нет, обернись на самом деле. Тогда и только тогда ты поймешь. И, возможно, даже станешь полезной. Ты утверждаешь, что я доверяла вам – твоим рукам и тебе, – но, когда настанет конец времен, будет ли на твоих руках достаточно пальцев?

Из этой невнятицы Офелия поняла лишь одно: Елена не остановит высылку. Она была подобна приемнику, настроенному на другую частоту, не на частоту Офелии. Вероятно, на частоту отголосков? В тот миг, когда Елена умолкла, сенсорный барьер, который она воздвигла вокруг Офелии, рухнул.

И на Офелию снова нахлынул шум амфитеатра, который создавали теперь не только динамики. Всё, что происходило сейчас на трибунах, говорило о том, что ее вмешательство, может быть, только ухудшило ситуацию.

Мужчины и женщины, едва сдерживаемые стражниками, отталкивали друг друга, умоляюще простирая руки к Духам Семьи. Они тыкали пальцами в Офелию, давая понять, что тоже, как и она, имеют право просить о пощаде. В тени балдахина их штампы светились еще отчетливее. Одни призывы напоминали безнадежную мольбу, другие звучали так угрожающе, что их можно было различить даже сквозь завывания сирен.

И все скандировали одинаковые слова:

– Дайте нам работу!

Елена, державшая свой оптический аппарат в руке, слушала их, не слыша; что касается Поллукса, тот растерянно улыбался толпе. А крики не затихали – напротив, звучали всё громче и громче.

Никогда еще Офелии не доводилось быть свидетельницей таких народных волнений на Вавилоне. Все люди, которых власти хотели отправить туда, где они родились, давно уже начали строить свою новую жизнь здесь, на этом ковчеге. Сколько же этих несчастных не вернутся в свои дома, уступив их коренным обитателям Вавилона?! Скольких он выбросит отсюда, тогда как им больше некуда деваться?! И от скольких неугодных – таких как Вольф – он заодно избавится?! Их отчаяние передавалось Офелии, но ей даже подумать было страшно, что они почувствуют, когда узнают, что их рейс в один конец, может быть, даже не доставит их по назначению.