Яд ее поцелуя - Наталья Юрьевна Кириллова

и нелюдь, но не такой же он дурак, чтобы на первом же свидании зажимать приличную девку по подворотням.

— Я записку оставила, — пояснила Ирис поспешно.

— Да, я читал, — отозвался Редж. — Когда ты не вышла к обеду и пришлось проверить твою комнату.

— Прости, пожалуйста. Я… не хотела уходить без предупреждения, но подумала, что ты бы не одобрил… Ив ведь нечеловек и вообще…

Внезапно дверь спальни незаконного Рейни распахнулась, и сам он, на ходу натягивая куртку, выскочил в коридор.

— Племянник Илзе уже ушёл?

— Да, — подтвердил Редж. — Но недалеко.

Не удостоив Ирис взглядом, фрайн Рейни обогнул её и брата, приоткрыл общую дверь, осмотрел площадку и лестницу.

— Не ждите меня, — бросил отрывисто, открыл створку шире и вышел.

Дверь закрылась.

— Куда это он? — робко осведомилась Ирис.

— Знамо куда — к зазнобе своей черноокой поскакал, — хохотнул Шун. — Она сегодня отсюда вылетела что твоя стрела, а до того и крики из комнаты фрайна доносились… правда, не того плану, которые нам полночи спать не давали.

Редж куда более мрачно покосился через плечо на Шуна и тот, выставив раскрытую ладонь свободной руки этаким капитулирующим жестом, вернулся в комнату.

Глава 8

У Илзе были мужчины. Секрета из этого факта она не делала и изображать непорочную чистую деву не пыталась. Вереницей мужчины, разумеется, не ходили, и чтобы каждую ночь на ложе новый любовник дожидался — такого тоже не было. Просто случались иногда.

Встречи.

Связи.

Страсти, бурные и не очень.

И расставания неизбежной точкой.

Так уж складывалось, что не стремилась Илзе к длительным отношениям, не ждала от партнёра предложения руки, сердца и повышения собственного статуса до законной супруги и вовсе не из-за необходимости укуса будущего мужа, способного прежде срока во вдову превратить. Изумирд велик и многоликое его население мало заботили чужие нравы за пределами той или иной общины. Во Франской империи свобода змеерожденных женщин могла вызвать ненужные вопросы, породить волну осуждения и заклеймить даже в крупном городе. Потому Илзе и избрала местом проживания Беспутный квартал, где никому ни до кого дела нет. Привезённые из Изумирда драгоценные камни поддерживали вполне безбедное существование, да и занятие в Беспутном всегда можно найти. Вопреки распространённому мнению, жизнь в нём не замыкалась в стенах одних только домов утех и питейных.

Нравилась ли Илзе та её жизнь?

Более чем.

Была в ней своя упорядоченность, успокаивающая размеренность. Илзе была сама себе хозяйкой и не сильно печалилась, находясь вдали от клана Чароит. За все годы по-настоящему крупное происшествие случилось лишь раз.

Первый зрелый сброс, заставший у тогдашнего её любовника.

Илзе сбежала из его дома немедля, тайком, пока мужчина не увидел лишнего, но остановить происходящие в теле процессы не по силам никому, даже змеерожденным. С немалым трудом вернув себе человеческое обличье, она попыталась выбраться из того переулка, куда пришлось заползти, скрываясь от человеческих глаз. Ныне, по прошествии почти четырёх лет, понимала — глупо было уходить, что из дома, что из переулка. Покидать переулок неразумно вдвойне — куда она намеревалась пойти, ослабевшая, еле на ногах держащаяся и нагая, остатков сброшенной шкуры не считая? Неудивительно, что свалилась тут же, и до конца улицы не добравшись. Но Мать была милостива к неразумной дочери своей.

Тем вечером шёл сильный дождь, разогнавший с улиц прохожих.

И шла Астра. По той самой улице, в тот самый час, возвращаясь с тренировки, не испугавшаяся ливня. И помочь незнакомке не побоялась, притащила в дом, где, кроме неё и её маленькой дочери, жили другие женщины, невольной гостье совершенно не обрадовавшиеся. Соседки говорили, будто Астра ума лишилась, коли на улице неизвестные тела подбирает, а этак и до неприятностей недалеко. Наперебой требовали выставить Илзе поскорее, даже охранные молитвы шептали, едва её завидев. Астра никого не слушала, выхаживала несмотря ни на что, хотя сама могла без крыши над головой остаться. Илзе оправилась быстро и постаралась не обременять нечаянную спасительницу больше необходимого. Ушла сразу как смогла, но связь между ними не истончилась, не истаяла, однако окрепла и не разорвалась и годы спустя. Астра редко упоминала об отце своей дочери — не потому, что скрывала его имя и положение, но потому, что едва ли в Империи кто-то поверил бы в подобную возможность. Однако именно это обстоятельство привело Илзе в императорский дворец.

Блейк не выделялся среди прочих мужчин. По крайней мере, первое время Илзе и не рассматривала его как кого-то особенного, отличающегося от других. Что в нём было такого, кроме происхождения и положения?

Ничего.

А чужое положение и происхождение Илзе мало волновали.

И как бы ни было приятно время, проведённое вместе, как бы ни были сладки ночи, Илзе не пыталась увидеть в них нечто большее, чем обычно бывало в таких случаях, ничего не просила, ни на чём не настаивала. Мужчины вообще нечасто к этому самому большему рвутся, особенно если речь идёт не о женитьбе, необходимой по каким-то причинам.

А тут гляди-ка…

Бросил всё, приехал. В том, что Блейк именно бросил всё, что было у него в Империи, Илзе уже не сомневалась. Никаких семейных дел, никакого налаживания связей между Франской империей и Изумирдом. Неясно, зачем кузен с ним отправился — не стены храма же разглядывать, в самом деле, — но старший фрайн Рейни просто так запасного наследника не отпустил бы. И вряд ли почтенного фрайна действительно заботит торговля с далёкими неведомыми Финийскими землями.

Блейк приехал, наделал глупостей, которых она от него не ожидала — только не от него, — и огорошил в довершении. Нет бы прежде спросить, нужно это ли ей, хочет ли она рисковать его жизнью.

Нет, нет и ещё раз нет.

Пусть лучше и впрямь в Империю возвращается, к прежней жизни, привычному укладу и старым знакомым. Может даже жениться на какой-нибудь прелестной юной фрайнэ.

Целее будет.

И уж точно живой.

По возвращению домой Илзе поднялась к себе и не выходила до вечера. Озара ещё утром по делам уехала на весь день, и никто не мешал предаваться размышлениям, оглядываться на недавнее прошлое, перемалывать сотни раз каждое сказанное