Дух неправды - Инна Тронина

Но старый отец пережил молодого сына. Чтобы не расставаться с ларцом старинных драгоценностей, отданных раджой Дхаром в его семью вместе с Кальпаной, решил избавиться от невестки – хозяйки сокровищ. Несмотря на то, что маленькая вдова, ещё не успела стать женщиной, на неё пало страшное, неминуемое проклятье. Оно опутало её тельце, превратившись в белое скорбное, сари, концом которого девочке покрыли голову.

Шанта приподнялась, на задние лапы и слизнула слёзы со щёк хозяйки. Кальпана смотрела на свой дом, украшенный каменными кружевами, с террасами, балконами и колоннами. Как раньше, накинула край пурпурного сари на голову, потому что почувствовала нервный озноб. Будто впервые она задумалась над случившимся в далёком двадцать восьмом году. Раньше, как оказалось, не находила для этого времени. Но теперь всё кончено, осталось несколько часов для того, чтобы вновь прожить свою жизнь.

Этот прекрасный дом уже не унаследует сын Мринал – последний её потомок-мужчина, погибший в июне этого года в том же Пенджабе. Она ещё раз просмотрела своё завещание, запечатала его и передала адвокату. От девяти достигших совершеннолетия детей у неё было двадцать внуков, и никого из них нельзя было обделить. Старшим дочерям исполнилось сорок восемь и сорок шесть. Они вряд ли могли, ещё раз стать матерями. Вдовы покойных, сыновей не имели возможности родить от них.

Оставалась двадцатишестилетняя Амрита, – самая младшая, болезненная, и нервная, никогда не видевшая своего отца. Рам Бхандари умер от инфаркта, находясь на отдыхе в Сочи. Он не дожил неделю до полувекового юбилея, и Кальпане пришлось сопровождать его тело в Индию для кремации. У Рэма осталось девять детей, и он даже не знал, что жена опять беременна. Ей было почти сорок, и никто не ждал уже этого от видной общественной деятельницы, днюющей и ночующей в своём офисе.

Но в положенный срок родилась девочка, которой дали имя, означающее «напиток богов». Именно о ней думала Кальпана Бхандари, сидя на каменной скамье под деревом джам. У Амриты сейчас дочь Радхика и сын Лал. Но, вполне возможно, от неё можно ждать ещё внуков. И потому именно ей, посмертному плоду их с Рамом любви, отдала мать самый дорогой для неё перстень с кашмирским сапфиром, и такие же серьги. Она вспоминала Амриту и жалела её так, будто та ещё была ребёнком. Потом поочерёдно представила каждого из детей, живых и ушедших, даже тех недоношенных двойничков, которых она потеряла в сорок втором, в английской тюрьме.

И вздрогнула от очень громкого, как ей показалось, стрекота цикад. Втянула ноздрями дым недалёкого кизячного костра и зажмурилась, словно очутившись под смоковницей в доме первого мужа. Кальпана была в трауре – вся в белом. А рядом стояла высокая стройная, хоть и пожилая, женщина с благородными, тонкими чертами лица, – её свекровь Аруна. Девочка, не знавшая матери, невольно тянулась к ней, искала защиты и покровительства, потому что верила в добро и правду. Аруна всегда была набожная и ласковая, защищала маленькую невестку от гнева свёкра, богатейшего плантатора Бриджелала Тханви, отца Локаманьи. Вместе с Аруной Кальпана в день праздника «Магх Мела» бросала на воды Ганга лепестки роз и золотистые ноготки. А потом они, прямо в дорогих сари из беиаресского шёлка,[84]входили в воду и совершали ритуальное омовение.

Ревностный индуист Бриджелал, прежде чем вступить в священные воды, обязательно подставлял голову под бритву цирюльника. Он свято чтил древние индуистские традиции, и очень вовремя вспомнил об одной из них – сати. Девочка, которая ещё совсем недавно восседала в паланкине, как принцесса, сари её искрилось от золотых и серебряных нитей, а на шее висел венок из цветов ашока, теперь должна была сгореть вместе с телом мужа. Тот, узнав об этом, лишился бы рассудка от ужаса.

Полиция, а особенно английские власти, боролись против варварских предрассудков, и потому сандаловые дрова для погребального костра Локаманьи привезли рано утром в уединённое место у Ганга. И присутствовали при кремации лишь самые близкие родственники. Маленькая вдова в белом готовилась взойти на костёр и отбыть вместе с мужем в загробный мир, где она, как верная жена, обязательно должна увидеть богов – так говорила свекровь госпожа Аруна…

Девочка-вдова сделала свекрови «пранам», дотронувшись рукой до земли у её ног, а затем поднесла руку к лицу. Аруна погладила ребёнка по закрытой белой тканью головке и сказала тихим, ласковым, как журчание ручья, голосом:

– Меня ждёт то же самое, когда придёт час моего мужа. Так случилось, что ты должна уйти раньше. Мы не вольны выбирать свою судьбу – за нас это делают боги. Когда ты родилась, гадалка, жившая во дворце твоего отца в Джайпуре, предсказала, что тебе суждено сгореть вместе с мужем. Так было предрешено ещё до твоего появления, доченька. Не бойся войти в очистительное пламя – там ты испытаешь неземное блаженство. Завидую тебе и с благоговением жду своего часа, когда смогу доказать беззаветную любовь и преданность супругу. Но ужасна судьба тех вдов, которые не пожелали сопровождать мужа, и за это их изгнали из дома родные. «Приносящая несчастья» должна избавиться от своего греха в священном пламени, или всю жизнь молиться в нищете, в голоде, без крыши над головой. Тебе ли спать на земле и питаться подаянием, дорогая?! Рис и горох им можно вкушать только раз в день. Они бреют голову и всю жизнь ходят в трауре. Должно быть, ты согрешила в прошлой жизни. Чтобы достигнуть мокши,[85]избавиться от дальнейших перерождений и открыть для себя врата в небеса, ты должна последовать за моим сыном туда, куда богам было угодно призвать его совсем молодым…

Кальпана и сейчас, закрыв глаза, вспоминала, как шла за одетыми в белое взрослыми к погребальному костру, на котором уже лежало тело мужа. Брахманы читали молитвы, благоухал цветами помост. Свекор, подняв факел, зажжённый от пламени домашнего очага, семь раз обошёл носилки покойного. Ребёнок не боялся ни боли, ни смерти; ему просто было интересно, что случится дальше.

Кальпана безмолвно содрогнулась и убрала под скамейку ноги в остроносых серебристых туфлях, вспомнив, как тогда досадовала на нерасторопность свёкра и брахманов, которые долго не зажигали костёр. Она стояла, уцепившись ручонками за носилки, где лежало тело Локаманьи, и с высоты костра оглядывала сбившихся в кучу, онемевших людей в белых одеждах; величаво текущий Ганг, куда после кремации собирались сбросить их с мужем прах; щурилась на поднимавшееся всё выше яростное солнце.

Внизу курились ароматные палочки хушбу, пахло рекой, травой, цветами. Красивая девочка с огромными бархатными глазами, бутон розы, только раскрывающийся навстречу жизни, должен был вот-вот обуглиться в пламени. Но брахман почему-то всё медлил, бубнил свои мантры, как будто намеренно тянул время. Перечить ему, торопить его не решался даже властный Бриджелал, которому явно не терпелось поскорее всё закончить. Он не собирался оставлять у себя в доме девчонку, принёсшую в семью несчастье. К тому же она, повзрослев, вполне могла покинуть семью Тханви, прихватив свой сундук с сокровищами.