Анатомия страха - Джонатан Сантлоуфер

– Там больше ничего нет.

Я закончил рисунок. Бабушка посмотрела и снова перекрестилась.

– Да, у него именно такие глаза.

Я не знал, что подумать. Как могла моя бабушка, уже долгие годы не отходящая от своего дома дальше чем на несколько кварталов, увидеть во сне человека, за которым мы охотимся? И этот символ, который она так хорошо описала, убийца изобразил на поясе юбки Кэролин Спивак.

Бабушка схватила мое запястье.

– Нато, будь осторожен!

– Разумеется, – произнеся, изобразив фальшивую улыбку. – Ты же знаешь, я трусливый.

– Не умничай! – Она погрозила мне пальцем. – Не надо все превращать в шутку. Я видела тебя в той комнате. Я не знаю, что это значит, но…

Она встала и направилась к боведа, сгребла со столика раковины и, бормоча что-то себе под нос, начала перекладывать их из руки в руку.

Я прислушался. Она повторяла:

– Будь осторожен… Будь осторожен…

– Можно задать вам нескромный вопрос? – спросил я, устроившись на стуле в кабинете Терри.

Она удивленно вскинула на меня глаза.

– Какой?

– Что у вас произошло с Дентоном?

– Не понимаю.

– Мне кажется, у вас с ним была какая-то история.

Ее глаза вспыхнули и погасли.

– С этим человеком у меня нет никакой истории.

В данной фразе ключевым было слово «этим». Помните, как Билл Клинтон твердо заявил: «С этой женщиной у меня не было никакого секса». Я еще тогда подумал: «Нет, Билл, раз ты так говоришь, значит, секс с этой женщиной у тебя был». Впрочем, я его ни капельки не осуждал. Если уж президент Соединенных Штатов не может позволить себе секс со стажеркой, то на что тогда надеяться остальным гражданам? Единственное, ему не следовало бы заниматься этим в Овальном кабинете.

– Ну не было истории – так не было. Хотя я уверен, что была.

Терри устало вздохнула:

– Ну допустим, а тебе-то какое дело, Родригес? – Она неожиданно перешла на ты, и мне это понравилось. – Да, пообщалась я однажды с этим сукиным сыном минут пять, ну и что? И было это до того, как он стал шефом полиции. Так что пошел ты в задницу со своими вопросами, Родригес!

– Я просто так спросил. Чего ты разозлилась?

– Ты спросил не просто так. А разозлилась я потому, что ты меня осуждаешь. Хотя это произошло, во-первых, давным-давно, во-вторых, абсолютно ничего не значит, а в-третьих, какое тебе до этого дело? Понял?

Я поднял руки, словно сдаваясь.

– Извини, ради Бога. Я тебя совсем не осуждаю.

– Осуждаешь. Это видно по высокомерному выражению твоего дурацкого лица, Родригес. И вообще, почему тебя трогает, с кем я спала?

– Меня не трогает.

– Трогает! – Она устремила на меня твердый взгляд. – Мистер Родригес, полагаю, вы получили на свой вопрос исчерпывающий ответ. А теперь перейдем к делу. Что ты принес?

Я положил перед ней рисунки.

– Что это?

– Увеличенный фрагмент рисунка Кэролин Спивак. Изображено на ее поясе. – Я не стал рассказывать о сне бабушки, иначе бы Терри подумала, что я спятил.

– И в чем тут дело?

– Я полазил по Интернету и нашел вот это. Точно такой же символ изображен на обложке «Библии белого человека», основного руководства расистов.

– А на других рисунках этот символ есть?

– Нет. – Я придвинул к ней стопку листов. – Это распечатки. «Библия белого человека» проповедует ненависть к чернокожим, евреям и арийцам-предателям, которые их защищают.

– А некоторые даже женятся на расово неполноценных и заводят с ними детей.

– Совершенно верно. Или общаются с ними. Например, такие, как Дэниел Райс или Кэролин Спивак.

– Арийцы-предатели. – Терри покачала головой. – Омерзительно. Но теперь становится понятным выбор жертв нашего подопечного.

– Он их наказывает. Они перед ним виноваты. – Я вытащил из пачки распечаток несколько листов. – Люди, подобные ему, объединены в организации. Общаются в Интернете, так безопаснее. Я хочу сказать, что сюда могут входить не только местные. Вот несколько названий организаций неонацистов, скинхедов и просто расистов: ку-клукс-клан, «Христианская идентичность», «Молодость», «Арийская нация», «Солдаты войны», «Всемирная церковь Создателя». Согласно официальной статистике, в США суммарная численность членов подобных групп составляет около двадцати тысяч, но аналитики, внимательно следящие за их деятельностью, приводят иную цифру – свыше миллиона человек, – и она имеет устойчивую тенденцию к увеличению.

– Боже! – охнула Терри.

– Можно догадываться, что эти выродки сделали бы с Христом, появись он в наши дни. Еврей, длинноволосый, да еще проповедующий любовь к ближнему.

– Итак, давай подведем итог. – Терри встала. – Наш клиент фанатик, в этом нет сомнений. Печально, но наши подозрения насчет расовой ненависти оказались верными. В общем, придется обращаться к федералам. Уверена, у них на подобную публику много информации и досье на всех лидеров.

– Но теперь мы кое-что о нем знаем.

– Что именно?

– А то, что он хочет стать известным. Ведь символ на поясе убитой девушки он изобразил намеренно, желая похвастаться.

Терри перестала ходить по кабинету. Подошла, села рядом, коснулась моей руки.

– Ты хорошо поработал, Родригес. Спасибо. – Она задержала свою руку на пару секунд, затем собрала бумаги и встала. – Пойду. Сначала в отдел расследования преступлений на расовой и национальной почве, а потом нанесу визит своей новой подруге, агенту Монике Коллинз.

Перри Дентон приблизился к дому и осмотрелся. Открыл дверь подъезда. Свет горел только на площадке второго этажа, тусклая красная лампочка. Ему предстояло подняться на четвертый. Плевать. Все равно он посещает эту дыру в Бронксе в последний раз.

Джо Вэлли сидел за столом в алькове, образующем миниатюрную кухню. Плита, небольшой холодильник, свисающая с потолка голая лампочка. Дентон не испытывал к нему никакой жалости. Бывший напарник сам виноват, что так получилось: он потерял работу и право на пенсию. Конечно, он считает, что в этом виноват Дентон, ну и пусть.

– Чего опоздал?

– Скажи спасибо, что вообще пришел.

– Попробовал бы не прийти. – Вэлли зло усмехнулся.