Русский дневник - Джон Эрнст Стейнбек

Вечером мы пошли в театр на пьесу «Гроза», драму XIX века, поставленную в манере того времени. Постановка была странной и старомодной, как, впрочем, и сама пьеса. Нам было непонятно, почему надо было давать именно эту пьесу, но она ставилась на украинском языке, а им нравится все свое. Главная героиня была очень красивой. Немного похожая на Катарину Карнелл, она на сцене была заметнее других. Речь в пьесе шла о молодой женщине, которая оказалась под каблуком у властной свекрови. Эта молодая женщина влюбилась в образованного молодого человека и пошла к нему на свидание в сад, хотя и была замужем за другим. Мы увидели, что в саду она очень много говорила и лишь один раз разрешила молодому человеку поцеловать кончики ее пальцев. Но этот проступок оказался достаточно серьезным. В итоге она призналась в церкви в своем грехе, бросилась в реку и утонула. Нам показалось, что за позволение поцеловать кончики пальцев это слишком большое наказание. У пьесы был и сюжет второго плана: параллельно трагедии женщины разворачивалась комическая история ее горничной и любовника последней, местного мужлана. Это был обыкновенный традиционный спектакль, но публике он нравился. На перемену декораций ушло целых полчаса, поэтому когда героиня бросилась наконец в реку, было уже далеко за полночь. Нам показалось странным, что люди в зале, познавшие настоящую трагедию, трагедию вторжения, смерти и разорения, так сильно волнуются за судьбу женщины, которой поцеловали в саду пальцы.

На следующее утро шел дождь, а Капа считает, что дождь – это наказание, которое посылает ему небо, потому что в дождь он не может фотографировать. Он осыпал погоду проклятиями на жаргоне, а также на четырех или пяти языках.

Капа постоянно беспокоится о пленке. У него вечно так: то света не хватает, то света слишком много. Проявили ни к черту, напечатано отвратительно, фотоаппарат сломался… Он все время волнуется. Но уж когда идет дождь, то это личное оскорбление, нанесенное ему богом. Он ходил туда-сюда по номеру, пока мне не захотелось его убить, и в конце концов пошел стричься; ему сделали настоящую украинскую стрижку «под горшок».

В тот же вечер мы пошли в цирк. Каждый русский город любого размера имеет свой цирк, который находится в постоянном помещении. Но киевский цирк, конечно же, сожгли оккупанты, так что он пока располагается в шатре, но по-прежнему является одним из самых популярных мест в городе. У нас были хорошие места, а Капа получил разрешение фотографировать, поэтому был сравнительно счастлив. Цирк был не похож на наши: он состоял из круглого манежа, опоясанного рядами сидений.

СССР. Украина. Киев. 1947

Представление начали акробаты. Мы заметили, что, когда акробаты работали на высоких трапециях, к их ремням за крючки пристегивали страховочные тросики, чтобы они не разбились и не получили травмы. Русский сопровождающий объяснил нам, что нелепо подвергать человека опасности ради острых ощущений публики.

Хорошенькие женщины и красавцы-мужчины мастерски проделали вращения и повороты на высоко натянутой проволоке и на трапециях. Потом пошли номера эквилибристов и дрессировщиков с собаками. Дрессированных тигров, пантер и леопардов выпустили на арену, только отгородив ее от публики стальной клеткой. Публике очень понравилось представление, в течение которого цирковой оркестр азартно играл цирковую музыку – она везде одинакова.

СССР. Украина. Киев. 1947. Клоуны в цирке

Лучше всех были клоуны. Когда они вышли в первый раз, мы заметили, что все смотрят на нас, и скоро поняли, почему. Дело в том, что теперь клоуны неизменно изображают американцев. Один из них изображал богатую даму из Чикаго, и представление русских о том, как выглядит богатая дама из Чикаго, было поистине замечательным. Зрители хотели увидеть, не рассердимся ли мы на такую сатиру, но это было действительно очень смешно. Как некоторые наши клоуны цепляют на себя длинные черные бороды и берут в руки бомбы, изображая русских, так и русские клоуны представляют американцев весьма оригинально. Зрители хохотали от души. Богатая женщина из Чикаго носила красные шелковые чулки, туфли на высоком каблуке, усыпанные фальшивыми бриллиантами, и смешную шляпу, похожую на тюрбан. Ее вечернее платье с блестками выглядело, как длинная уродливая ночная рубашка. Она вразвалку ходила по манежу, тряся накладным животом, в то время как ее муж пританцовывал и принимал разные выразительные позы, потому что он был богатым чикагским миллионером. Шутки, по всей вероятности, были очень смешными; мы не понимали их, но публика просто стонала от хохота. Казалось, зрители испытали огромное облегчение, увидев, что мы не обиделись на клоунов. Тем временем они завершили репризу с богатыми американцами из Чикаго и перешли к страстной и очень смешной версии смерти Дездемоны: бедная женщина была не задушена, а заколота резиновым ножом.

Это был хороший цирк. Дети, сидевшие на передних местах, были полностью поглощены представлением, как это могут делать только дети. Труппа здесь постоянная, она не гастролирует, и цирк дает представления круглый год за исключением небольшого перерыва летом.

Дождь прекратился, так что после цирка мы поехали в киевский ночной клуб, который называется «Ривьера». Он расположен на обрыве над рекой. Танцплощадка, окруженная столами, находится прямо под открытым небом, и отовсюду видна река, текущая по равнине. Еда была отличная: хорошие шашлыки, неизменная черная икра и грузинские вина. К нашему глубокому облегчению, оркестр играл русскую, украинскую и грузинскую музыку, а не плохой американский джаз. И играли они очень хорошо.

К нашему столу подсел Александр Корнейчук, знаменитый украинский драматург, человек огромного обаяния и юмора. Он и Полторацкий начали приводить нам старые украинские поговорки – а украинцы ими славятся. Нашим любимым высказыванием стало такое: «Лучшая птица – это колбаса». Потом Корнейчук вспомнил поговорку, которую я всегда считал калифорнийской. «Что такое индейка, с точки зрения обжоры? Это неправильная птица: для одного ее слишком много, для двоих – совсем мало». С очевидностью, украинцы шутят так уже не одну сотню лет, а я-то думал, что эту остроту придумали в моем родном городе.

Хозяева научили нас произносить на украинском языке тост, который нам очень понравился: «Выпьем за счастье наших родных и близких». И снова, и снова они произносили неизменные тосты за мир. Оба были на фронте, оба были ранены, и оба пили за мир.

Потом Корнейчук, который однажды побывал в Америке, рассказал с печалью в голосе, что когда он был в Гайд-парке, то видел там фотографии Рузвельта и Черчилля, Рузвельта и де Голля, но не нашел фотографии Рузвельта и Сталина. Они же были вместе, говорил он, они действовали совместно, так почему же из Гайд-Парка убрали их совместные фотографии?