Русский дневник - Джон Эрнст Стейнбек

Они хотели больше узнать об американской сельскохозяйственной технике, поскольку именно ее им сейчас больше всего не хватало. Они расспрашивали о комбайнах и сеялках, о хлопкоуборочных комбайнах и оборудовании для разбрасывания удобрений; интересовались выведением новых сортов, в том числе холодостойких и устойчивых к ржавчине сортов зерновых, расспрашивали о тракторах и ценах на них. В частности, их интересовало, может ли человек, работающий на своей маленькой ферме, позволить себе купить трактор?

Крестьянин, сидевший в конце стола, с гордостью сообщил нам, что советское правительство ссужает хозяйствам деньгами, а также предоставляет займы под очень низкий процент тем, кто хочет в своих хозяйствах хочет построить дома. Он также рассказал о том, как советское правительство распространяет информацию о хозяйствах.

СССР. Украина. 1947. Колхоз им. Шевченко

Мы сказали, что то же самое делается и в Америке, но они об этом никогда не слышали. Они никогда не слышали также о кредитовании ферм и о той важной работе, которую делает наше Министерство сельского хозяйства. Все это было для них в новинку. Похоже, они были уверены в том, что сами изобрели всю эту систему.

Из окна было видно, что через дорогу под дождем работали мужчина и женщина: поднимали стропила для крыши над только построенными стенами своего дома. А по дороге дети гнали скот с пастбища к коровникам.

Женщины в чистых платочках собрались у кухонной двери, прислушиваясь к разговору, который перешел к внешней политике. Вопросы были острыми.

– Что бы сделало американское правительство, если бы советское правительство предоставило деньги и военную помощь Мексике с явной целью предотвратить распространение демократии? – спросил один из крестьян.

Немного подумав, мы ответили:

– Ну что, мы думаем, что оно объявило бы вам войну.

– Вот именно, – заметил он. – Но вы-то дали денег пограничной с нами Турции, чтобы предотвратить расширение нашей системы. И мы вам войну не объявили.

– Нам кажется, что американский народ – это демократичный народ, – сказал наш хозяин. – Но можете ли вы объяснить нам, почему тогда у американского правительства ходят в друзьях реакционные режимы, правительства Франко и Трухильо, военная диктатура Турции, коррумпированная монархия Греции?

Мы не смогли ответить на эти вопросы, потому что недостаточно много об этом знали и потому что мы не очень верим тем, кто определяет нашу внешнюю политику. Вместо этого мы переадресовали им те вопросы, которые часто задают в Америке: о господстве коммунистических партий на Балканах; о том, зачем русские используют право вето в Организации Объединенных Наций; о том, почему в русской прессе постоянно обличают Америку, и т. п.

Нам показалось, что эти вопросы уравновесили друг друга и что они разбирались во внешней политике СССР не больше, чем мы в нашей. При этом в их вопросах не было никакой враждебности, только удивление. В конце концов наш хозяин встал, поднял свой стакан и сказал:

– Где-то на все это должен быть один ответ, и его нужно найти быстро. Выпьем за то, чтобы этот ответ нашелся, потому что миру нужен мир, миру очень нужен мир.

Он указал на мужа с женой, которые боролись с тяжелыми стропилами, и продолжил:

– Зимой эти двое будут жить в своем доме – впервые с 1941 года. Для того чтобы жить в своем доме, им нужен мир. У них трое маленьких детей, которые никогда не жили в своем доме. Не должно быть в мире негодяев, которые хотят загнать их обратно в землянки, а они есть.

Хозяин открыл шампанское и разлил понемногу драгоценной жидкости по всем стаканам. За столом стало очень тихо. Мы подняли бокалы, но тост никто не произносил. Мы выпили шампанское молча. Спустя некоторое время мы поблагодарили наших хозяев и поехали дальше по израненной войной земле, спрашивая себя: был ли прав наш хозяин, есть ли на самом деле в мире люди, которые хотели бы снова уничтожить новые домики, и загнать детей в землянки?

На следующее утро мы проснулись поздно и принялись обсуждать день, проведенный в хозяйстве, а Капа отложил отснятые там пленки. Нас пригласили к себе в гости Александр Корнейчук и его жена, известная в Америке польская поэтесса Ванда Василевская. Они живут в хорошем доме, за которым тянется большой сад. Обед был накрыт на веранде под тенью огромной виноградной лозы. Перед верандой росли розы и другие цветы, цветущие деревья, а чуть подальше расположился большой огород.

Василевская приготовила обед – восхитительно вкусный и очень обильный: овощная икра, днепровская рыба под томатным маринадом, странные на вкус фаршированные яйца. Ко всему этому подавалась старая водка – желтоватая, с тонким вкусом. За этим последовали крепкий прозрачный бульон, жареные цыплята наподобие тех, что готовят у нас на юге – с той лишь разницей, что этих сначала обваляли в сухарях. Потом были пирог, кофе, ликер, и наконец Корнейчук выложил на стол сигары Upmann в алюминиевых тубах.

Обед был превосходным. Сидеть на теплом солнце в саду было очень приятно. За сигарами и ликером разговор зашел об отношениях с Соединенными Штатами. Корнейчук недавно входил в состав делегации деятелей культуры, посетившей Соединенные Штаты. По прибытии в Нью-Йорк у него и других членов делегации взяли отпечатки пальцев и заставили зарегистрироваться в качестве агентов иностранной державы. Дактилоскопия их возмутила, делегация прервала визит и вернулась домой.

– У нас отпечатки пальцев снимают только у преступников, – сказал Корнейчук. – Вы же не сдавали отпечатки пальцев? Вас не фотографировали, не заставляли регистрироваться?

Мы постарались объяснить, что по нашим правилам люди из социалистического государства рассматриваются как государственные служащие, а всем иностранным государственным служащим необходимо регистрироваться.

– Англия тоже имеет социалистическое правительство, – ответил на это Корнейчук, – но вы же не заставляете всех англичан регистрироваться и сдавать отпечатки пальцев.

Поскольку и Корнейчук, и Полторацкий воевали, мы начали расспрашивать их о боях, которые проходили в этих местах. И Полторацкий рассказал историю, которую трудно забыть. Однажды он оказался в составе небольшого подразделения, которое должно было атаковать немецкий сторожевой отряд. Как рассказывал Полторацкий, они шли так долго, снег был таким глубоким, а мороз таким сильным, что когда люди наконец добрались до цели, руки и ноги у них онемели от холода.

– Нам оставалось драться только одним, – сказал он. – Зубами. Потом мне этот бой снился по ночам. Это было ужасно.