Почетный пленник - Владимир Привалов

– Не видели и не слышали, – согласился Бык.

– Мой танас, мои глаза и уши, приготовлений к мятежу не усмотрел, так? – Третья оливка присоединилась к двум другим.

– Не усмотрел и не услышал, – кивнул Гимтар, с интересом разглядывая натюрморт.

– Последнее большое появление гворча в горах – это их участие в мятеже квельгов. Шестнадцать лет назад, так?

– Семнадцать, – быстро поправил Гимтар. Оливка не прибавилась.

– А тридцать лет назад сами гворча развязали войну…

– Тридцать один, – опять влез дотошный танас.

– Тридцать один, – согласился Рокон. – Сколько же лет должно быть их возможным побратимам?

– Старичье, – выплюнул оливковую косточку Бык.

Гимтар неодобрительно покосился на него. И заметил:

– И старичью хватит сил, чтобы перерезать горло ребенку.

– И к той междоусобице с квельгами, и к восстанию гворча приложили руку имперцы? – спросил Рокон своего советника.

«А парень вырос», – подумал Гимтар.

Бык удивленно смотрел на друга.

Гимтар молча кивнул. Рокон аккуратно взял две оливки из трех и отправил их в рот. Гимтар хмыкнул и продолжил.

– Значит, нападение на Олтера и Алиаса Фугга есть, – он показал на оставшуюся одинокую черную ягоду на столешнице. – А признаков гворча окрест и приготовлений к возможным волнениям нет. Что это значит?

– Нападение – дело рук имперцев! – припечатал Бык. – Или ложная тревога!

Гимтар вопросительно посмотрел на племянника.

– Мы не жрецы, чтобы гадать по потрохам. Имперцы или нет – не важно. Важно другое. После всего этого, – он показал на оливку, – что делать с Ултером?

– Усилить охрану! – ответил Тарх.

– С Эндиром мы когда-то уже отвечали на подобный вопрос, отправив двух мальчишек в горы. И мой ответ – тот же, – сказал Гимтар.

– У мальчика должно быть детство, – неожиданно возразил Бык.

– Оно у него было, – ответил танас. – И кончилось. У одного и у другого.

В комнате повисла тишина.

– Мне страсть как не хочется отправлять Ули в горы… – продолжил танас. – Но скоро Большая ярмарка, народу будет море. И наших, и имперских… И скайды, и северяне – все будут. На кривой козе и пьяной собаке, – скривился Гимтар.

– Хродвиг сейчас в Архоге, – неожиданно сказал дан. Гимтар попытался что-то сказать, но Рокон властным жестом не позволил ему этого сделать. И продолжил: – Вскоре Хранитель отправляется наверх, в Пайгалу. Если он разрешит, Ултер поедет с ним кружным путем в Декурион.

Гимтар встал. Подошел к окну. Покачался с носка на пятку. Постучал костяшками по подоконнику. Подергал себя за бороду. Не оборачиваясь, глядя куда-то во двор, произнес:

– После смерти твоего отца я делал все, чтобы ты научился принимать решения сам. Решения, достойные вождя. Достойные памяти и дел Эндира. Ты научился. Но ради благословения Матери Предков, мальчик, – почему Хродвиг?

Быку остро захотелось исчезнуть из комнаты, но сделать это не было ни малейшей возможности. «Мальчиком» при нем Рокона никто не называл уже много-много лет.

– Ултеру нужен учитель. Мудрый учитель. Ты оставишь свои дела и поедешь с парнем? Я? – спросил Рокон.

– Я могу, – вызвался Бык.

– Сиди уже… – бросил ему Рокон.

– Но чему его может научить уставший от жизни старик?

– Этот старик – твой отец, как бы ты ни хотел это забыть. И мой дед. И бывший дан Дорчариан. И еще он Хранитель. И глава Суда Хранителей. Ему столько лет, что, когда я думаю об этом, мне становится страшно. Сколько еще причин я должен тебе назвать?

– Он не поддерживает нас и то, что мы делаем.

– Он мог вбить Остаху тех рыбин в его уже мертвую глотку. Но он не сдал толпе Остаха, хоть и мог, – жестко сказал Рокон. – Тебе напомнить любимое присловье Хранителя про рабов?

– Бывших рабов не бывает, – тихо произнес Бык, поднимая кувшин с пивом.

– Именно, – кивнул Рокон. – Но он встал на нашу сторону.

– Или нарочно отослал и мальчика, и Остаха, – не согласился Гимтар.

– Хродвиг мог поднять смуту – с калечным наследником и рыбоедом в придачу ему даже пальцами щелкать не пришлось бы. Но он, напротив, потушил пожар, – жестко ответил Рокон. – Помог мне спасти и сына, и Остаха.

На это возразить Гимтару было нечего.

– Люди меняются, мой танас. Даже такие старые, как он. Ты вспомнил, как отослал двух маленьких сопляков в горы. Когда мы были там, нас окружали только воины. Как вы с отцом и хотели. И воины делали то, что умели. Они убивали, убивали и убивали всех, кого видели. Чтобы ве́сти о том, где я нахожусь, не разнеслись по окрестностям. Чтобы не допустить гворча до меня. И научили убивать и нас.

Тарх сжал столешницу своими огромными ладонями. Дерево протестующе заскрипело.

– Своего сына я научу убивать сам. Не такое уж это хитрое дело. Или Бык научит. – Гигант согласно кивнул. – А сейчас ему нужны другие уроки. И другие учителя.

– Ты знаешь, мой мальчик… – сказав это, Гимтар лукаво улыбнулся, глядя, как вздрогнул Рокон, – твой отец иногда делал что-то неправильное, противное здравому смыслу. Когда он предлагал такое, в груди у меня все пылало, а в кишки словно насыпали углей. Как сейчас. Я не соглашался! Я кричал, я махал руками, я пинал стены! Я приводил столько доводов, сколько нет звезд на небе! А он все делал по-своему. А потом оказывалось, что все было сделано верно.

Гимтар отошел от окна и сел обратно. Положив руки на столешницу, он навалился на нее грудью и, глядя прямо в лицо Рокону, сказал:

– Поступай, как считаешь нужным, мой дан, – и, откинувшись назад, добавил: – Но вот с Хродвигом говорить будешь сам.

Ултер водил свою лошадь по кругу. Утром он принес ей яблоко и морковку, как всегда делал с Олтером после пробуждения. Чтобы ненароком никому не проговориться, даже про себя он звал брата так: Олтер. А себя – Ултер. Чтобы не перепутать. Сначала было трудно. Но так нужно было сделать для того, чтобы имперские врачеватели вылечили ноги брату. И чтобы он снова мог ходить. А теперь Ултер уже почти привык к новому имени.

Сегодня гадкий Мерех заявил ему, что никакой у него не боевой конь. «Боевая кобыла, боевая кобыла!» – кричал он на весь двор, показывая пальцем. Когда братьев было двое, гаденыш – внук старейшины Архоги – боялся близнецов. А как Ултер остался один – осмелел. Надо бы дать ему в ухо, но настроения нет.

Ултеру было все равно.

Лошадка быстро схрумкала угощение и потерлась головой о плечо, чуть не свалив Ули на землю. Найвах, как всегда молча, помог Ули надеть уздечку и вывести лошадь во двор. Он оперся на стену и смотрел, как Ули водит лошадь по кругу. Один круг, второй… На двадцать первом круге Ули запнулся и перестал считать.