У Дона Великого на берегу - Геомар Куликов

Найдён с Михой-сапожником тут. Миха – в кольчужной рубахе Найдёновой работы, в шлеме. Высокий червленый* щит в левой руке. В правой – тяжелое копье. За голенищем сапога – нож. Найдён в Брейковых доспехах, со щитом и с мечом. Бояринова челядь было уцепилась за доспехи: к чему, дескать, отдавать мужику? Михайло Андреевич, отходивши плетью одного из слуг, разом тем поправил дело.

Завидовали мужики Найдёну и Михе:

– Справно одеты, ребята! Такие-то железа всем нам – глядишь, и сирот менее осталось бы, и вдов…

Найдён бояриновы доспехи осудил:

– Краса есть, крепости мало.

– А ты мне отдай! – шмыгнул носом маленький мужичок, именем неизвестен, прозвищем Тюня. Все оружие его – топор, коим дрова колол в своем дворе, а защита – овчинная шапка да овчинный же кожушок.

– В бояриновы доспехи таких, как ты, надобно сажать троих! – проворчал Найдён.

– И ладно! – отвечал Тюня. – Разве мы против? И пятеро влезем, давай только…

Пошучивали воины, у коих катился под горку последний час жизни. А что делать? Не плакать же? Утешали друг друга, рассказывали о случаях в сражениях, вроде вовсе гибельных, кончавшихся, однако, благополучно.

Маленький словоохотливый Тюня поведал:

– Сказывают, позапрошлой ночью великий князь Дмитрий Иванович и воевода Боброк пытали судьбу. Исход, стало быть, нонешнего сражения.

– Как так? – спрашивали жадно. Все авось доброе предзнаменование!

– Очень просто. Выехали посередь ночи подалее от стана. Чтобы промеж двух ратей быть: нашей и ордынской. Оборотились в сторону ордынскую, а там стук велик и клич, аки гром гремит, трубы многие гласят. В нашей же стороне – великая тихость.

– И что с того?

– Аль непонятно? – подивился Тюня. – Самая верная примета – к победе!

Хмыкали, сомневаясь:

– Мы спали, они – нет. Вот тебе все волхвование*!

Горячился Тюня:

– И далее было!

– Что же?

– Соскочил старый Боброк с коня. Приник к земле. Долго слушал. Великий князь потерял терпение. Спрашивает: что, мол, там, воевода? Боброк поднял голову от земли: «Подь, государь, сюда. Сам внемли». Так, сказывают, и поступил великий князь.

– Чего ж объявилось?

– На вражеской стороне – вопль, словно девица кричала жалобным голосом. А на нашей женщина плакала…

– К чему бы?

– Истолковал Боброк великому князю: жди, мол, победу, но и наших ратников много поляжет.

– Эх!.. – вздохнул кто-то. – Что мало кто из нас домой воротится, ведомо без гадания. Кабы Бог победу даровал!

Топтались мужички. Одежу поправляли. У кого были доспешные или иные военные облачения – их. У щитов ремешки подтягивали.

– Скорей бы! – сказал Тюня.

– Эва! – скосился Найдён. – Впервой зрю человека, что торопится на тот свет. Чудён ты, товарищ!.. – И себя перебил: – Да уж верно, скорее бы…

Все реже и прозрачнее становился туман. Проглянуло тусклое солнце. Вдруг стихло вовсе русское войско. Стояли воины затаив дыхание. Прислушивались. Нет, не ошиблись!

Нарастал топот приближающейся конницы, худо видимой из-за остатков тумана.

Зачернели конные и пешие фигуры. Всадники сгоряча выскакивали вперед. Осаживали коней, чтобы принять строй.

– Вота! – сказал Найдён Тюне. – А ты горевал. Пожаловали гости! Господи, благослови!

Разом колыхнулось русское войско, словно ветер прошелся. Кто сидел, отдыхаючи после бессонной ночи и тяжкой переправы, встали. Тянули шеи, желая разглядеть Мамаевых воинов.

А их прибывало все более и более. С криком и визгом!..

– На испуг хотят взять, – заметил Найдён. – Пустые хлопоты!

Скоро все впереди, сколь можно было видеть, заполонило ордынское войско.

– Много их, однако! – шмыгнул носом Тюня.

– Да уж, паря, на всех хватит… – сказал Найдён, выставляя щит и поводя плечами – прилаживался к Брейковым доспехам. Проворчал опять: – Все одно как в чужих портах. Тут жмет, там тянет. Ну да ладно, – себя же утешил, – пущай мои послужат великому князю. Может, сберегут от лихого копья али вострой сабли!

Поглядели Найдён с Михой в сторону черно-золотого великокняжеского знамени. Следом за ними – другие.

– Там он! – сказал Тюня. – Сохрани Господь и дай ему здоровья!

Переглянулись Найдён с Михой. Мало кто знал в войске, что под великокняжеским знаменем будет биться Михайло Андреевич Бренк, а сам великий князь стал где-то среди воинов, дабы с ними быть до конца, своим мечом служа Русской земле и вере православной.

Дмитрий Иванович тем временем, окруженный надежными воинами из степных сторож, вглядывался в приближающуюся Мамаеву рать. Щит привычно поправлял, трогал рукоять меча.

Все, что можно было, исполнил. Собрал войско на Руси, и впрямь до того невиданное. Привел к наилучшему месту. Расставил полки согласно своему разумению и советам воеводы Боброка-Волынского. Крепкий засадный полк стоит и будет стоять наготове до нужного часа. С умыслом к горячему князю Владимиру Андреевичу приставил мудрого и сдержанного Боброка. Коли худо придется русской рати, от них придет верная подмога. Слов нет, был соблазн отборный полк бросить сразу в бой. Да опытен стал великий князь московский Дмитрий. Умудрен жизнью, проведенной в походном седле. Знал: надобно иметь в запасе силу.

Москва вспомнилась, кремлевский златоглавый терем. Жена… Кому великая княгиня, ему – родная Дуняша. И сыновья – Василий и Юрий… Как там Миша Бренк? Вот уж кому лихо придется! Пожалел, что уступил воеводе.

Гордо реяло черное с золотым ликом Спасителя великокняжеское знамя.

Всей жизни великому князю московскому покудова было двадцать девять лет, а тридцать исполнится, коли все ладно будет, через месяц с двумя днями. Молод еще!

А позади победы примечательные, важные. В борьбе за великое княжение, за укрепление единства Руси преодолел сопротивление князей – суздальско-нижегородского, тверского и рязанского. Дважды его войска отразили нападение на Москву великого князя литовского Ольгерда. Пять лет назад принудил великого князя тверского, Михаила Александровича, признать его, Дмитрия, старшинство. Позади успешный поход в Волжско-Камскую Болгарию. Два года минуло после победы под Скорнищевом* над ратью Олега рязанского и столько же – после победы над Мамаевым мурзой Бегичем.

И вот теперь Божьей милостью собрано беспримерное войско. Смелый бросок навстречу ордынским полчищам. Поле Куликово, на которое пришел он великим князем, с грозной силой. А теперь стал вместе с простыми воинами – воином же.