Потерянная принцесса - Алина Немирова

Королем?

* * *

– …Ловлю тебя на слове, – с усмешкой произнес старый бейлербей, и Лютгер вернулся к реальности.

Эртургул внезапно протянул руку и ловко ухватил лютню за гриф. Песнопевец только рот разинул: он берег эль-уд от чужеземца и вовсе не думал, что остерегаться следовало своего предводителя.

Проявив обычную для него мудрость в понимании того, что и как должно быть сделано, старик протянул инструмент не Лютгеру, а в пространство между Лютгером и Бруно. И вправду ведь – откуда знать, кого из чужеземцев Эмре имел в виду? Они ведь оба братья-рыцари, каждый обучен благородным искусствам, в числе которых музыка и пение… Лютгер вопросительно посмотрел на орденского брата, хотя сердце у него похолодело от мысли, что фон Хельдрунген сейчас воспользуется предложением – и сочтет себя обязанным исполнить именно кройцляйт, причем с максимальным количеством убиенных неверных и призывов к слушателям продолжать это благородное дело. Например, «Пятую песню» славного Фридриха фон Хаузена, повествующую о взятии Иерусалима, – она уже и в переложении на арабский есть, постарались мастера миннезанга. Но Бруно покачал головой и сделал жест в его сторону, причем даже любезной улыбкой сумел сопроводить.

Благодарно кивнув фон Хельдрунгену, Лютгер принял из рук бейлербея лютню. Задумался, но совсем ненадолго: если уж в прошлый раз сказание о Флуаре и Бланшефлор хорошо пошло, то отчего бы и не сейчас? Эмре сегодня норовил исключительно о любви петь, морочил голову христианской девице. Глупец: она в его сторону и не глянула. Брат-рыцарь, разумеется, и не должен таких целей добиваться, для него любая женщина – сестра… хотя и силок опасный, обитель непостоянства, сладкое зло… Но это не значит, что для орденского рыцаря закрыт путь куртуазных песнопений.

Сквозь жаркое потрескивание саксауловых поленец слышен лепечущий шепот родника. Того, который превращает место нынешней стоянки из пустыни в крохотное подобие райского сада. Что ж, родник так родник. Любовь так любовь – в той мере, которой не воспрещает орденский устав.

И волшебный сад, подобный эдемскому, тоже будет…

Поистине, лишь в райских садах цветут такие деревья и струятся такие источники. А кроме них, в раю текут реки: иные с чистейшей водой, но есть и молочные реки, которые никогда не киснут, винные реки, которые не опьяняют. Медовые реки есть тоже. И различная дичь приходит испить из них, не страшась ни хищников, ни охотников. Самородно произрастает на ветвях самотканная одежда, предназначенная для обитателей рая: из тонкого шелка она, атласа и парчи. Привольны просторы рая, шириною сравнимы лишь с небесами. Нет там ни жарко палящего солнца, ни холода…

Сердца тех, кто сумел пробиться в рай, как воин сквозь вражеский строй прорывается, конечно, не остаются неизменны – они очищены от всего земного: от ненависти, зависти и злобы… от грязи плотской любви… Иначе и не может быть, иначе получится, как во лжеучении магометан, рассказывающих, будто для обитателей рая приготовлены не только прекрасные жилища и ложа, но также слуги и супруги. Вздор все это, плачевное неумение подняться над мирскими соблазнами. Невообразимы райские блаженства, однако в невообразимости своей безмерно отличаются от земных. Увидим мы там то, чего наши глаза не видели, уши не слышали, и то, чего слабый наш разум не может себе вообразить… Все тамошние блага схожи с земными только в названиях, по своей же сути это совсем иные предметы и понятия, много высшие…

Тут Лютгер вдруг вспомнил, что слышал лишь неделю назад о яствах и питье преисподней – и пальцы его едва не соскочили со струн. К счастью, пелось сейчас о деяниях и желаниях очень даже посюсторонних, пускай и чудесных при этом:

Лютгер намерено выделил голосом «деву» и «женщину», ибо все, что касается мути, силков, опасного непостоянства, сладкого зла, – это лишь о тех, кто познал мужа, сказано. Любая из них по сути – пленница своего жадного чрева и нечестивого влагалища. В девах же всегда сохраняется подобие Приснодевы, Пречистой, Благословенной.

Жарко и ярко горит саксаульник, потрескивают в костре поленья. У Сюрлетты в волосах… цветок? Зеленая веточка? Не разглядеть – пламя искажает цвета.

Тут Лютгер с изумлением заметил, что лекарь украдкой делает ему через костер какие-то знаки – причем, судя по всему, уже давно. И почти такие же знаки делает воин-слуга, тоже сидящий рядом с бейлербеем, но по другую сторону. Между тем он не может видеть лекаря – их движения различимы лишь с противоположной стороны костра.

Жесты лекаря предостерегают. Слуга скорее исполнен угрозы. И они оба боятся, что их тайные движения будут замечены.

Кого они тут могут бояться? Своего повелителя? Почему?!

Может быть, не его, а за него?

Быстрый взгляд на Эртургула. Он смотрит в костер, по выражению его лица ничего прочесть невозможно.

Так или иначе, пора заканчивать. Через десять строк обозначается некоторое подобие малого финала – вот им и надлежит воспользоваться!

Нет, не успел Лютгер пропеть все десять строк. Эмре, явно не видевший знаков слуги и лекаря, давно уже ерзал на своем месте. И вот сейчас он не выдержал по своим собственным причинам: