Ведьмина неделя - Диана Уинн Джонс

Саймон брал их и говорил: «Золотая монета. Еще одна золотая монета». Потом ему это надоело, и он стал выпендриваться: «Редкая золотая монета. Дублон. Риксдалер…»

Чарлз просочился в первый ряд и смотрел на Саймона с глубочайшей досадой. Старая история! Саймон все, что угодно, обернет в свою пользу!

Монетки со звоном падали в кучу. Наверное, Саймон уже миллионер.

Послышался топот множества бегущих ног, и появились девочки. Тереза, прижимая к груди пакет с вязаньем, пробилась вперед и оказалась рядом с Чарлзом. Размер золотой горы ее потряс настолько, что она даже пересекла невидимую линию и спросила Саймона:

— Ой, Саймон, как это ты?!

Саймон засмеялся. Он уже был словно пьяный.

— Превращаю все в золото! Как тот царь![7]— Разумеется, это тут же стало правдой. — Вот погляди! — Он протянул руку к Терезиному вязанью.

Тереза возмущенно отшатнулась и одновременно оттолкнула Саймона. В результате Саймон коснулся ее руки. Вязанье упало на землю. Тереза завизжала — и застыла с вытянутой рукой, а потом завизжала снова, потому что держать кисть было ужасно тяжело. Тереза уронила руку вдоль тела — тяжелую золотую кисть на обычном человеческом запястье.

В наступившем ошарашенном молчании послышался голос Нирупама:

— Саймон, подбирай слова очень осторожно. — Это почему еще? — поинтересовался Саймон.

— Потому что все, что ты говоришь, становится правдой.

Саймон, по всей видимости, еще не осознал своего могущества.

— То есть, — протянул он, — на самом деле я не превращаю ничего в золото? — Немедленно это стало правдой. — Проверим! — решил он, нагнулся и поднял Терезино вязанье. Вязанье осталось вязаньем в слегка измазанном пакете.

— Отдай! — слабым голосом сказала Тереза. — Я пожалуюсь мисс Кэдвалладер!

— Ничего ты не пожалуешься, — отрезал Саймон, и это тоже была правда. Он задумчиво уставился на вязанье. — На самом деле это не вязанье, — объявил он, — а две маленькие болонки, как у сторожа.

Пакет в его руках затрепыхался. Саймон уронил его на гору золота. Послышался звон. Пакет вспучился. Из него послышались тоненькое тявканье и яростная возня. Потом оттуда выскочила малюсенькая собачка-пинетка, за ней другая. Они кинулись прочь на малюсеньких лапках, сбежали с горы монет и нырнули в толпу. Все поспешили посторониться. Потом все обернулись и уставились на то, как две крошечные белые собачки все бегут и бегут через двор. Тереза разрыдалась:

— Дурак! Это было мое вязанье!

— И что? — загоготал Саймон.

Тереза ухватила золотую руку обычной и ударила ею Саймона. Это было глупо — ведь так можно все кости себе переломать, — но получилось очень действенно. Саймона едва не оглушило. Он тяжело сел на груду золота.

— Вот тебе! — закричала Тереза. — Ну что, больно?!

— Нет, — ответил Саймон и с улыбкой поднялся на ноги. Больно ему, конечно, не было.

Тереза снова надвинулась на него, держа руку наперевес.

Саймон отпрянул.

— У тебя нет золотой кисти! — сказал он. Там, где у Терезы была золотая кисть, внезапно стало пусто. Запястье кончалось круглым розовым обрубком. Тереза потрясенно уставилась на него:

— Как же мне вязать?

— Я хочу сказать, — осторожно произнес Саймон, — что у тебя две нормальные руки.

Тереза посмотрела на две свои совершенно обыкновенные человеческие руки и рассмеялась странным, неестественным смехом.

— Убейте его ради меня! — всхлипнула она. — Быстро!

Никто не вызвался. Все были потрясены до глубины души. Делия взяла Терезу под локоть и заботливо повела прочь. В это время прозвенел звонок на урок.

— Здорово! Просто здорово! — воскликнул Саймон. — Теперь я полностью за колдовство!

Чарлз побрел на урок, ломая себе голову, как бы расколдовать Саймона.

На урок Саймон опоздал. Он хотел прежде удостовериться, что его золотая гора никуда не исчезнет.

— Простите, сэр, мне очень неловко опаздывать, — извинился он. Ему действительно было неловко — так неловко, что он не знал, куда глаза девать, и весь залился краской.

— Ничего страшного, Саймон, — мягко сказал мистер Крестли, а все прочие почувствовали, что готовы простить Саймону все, что угодно.

«Саймоны непобедимы», — горько подумал Чарлз. Любой другой уже давно влип бы по уши. Особенно огорчало то, что никто и в мыслях не держал обвинить Саймона в колдовстве. Вместо этого все по-прежнему косились на Нэн Пилигрим.

Нэн примерно так же думала о Терезе. Тереза пришла через десять минут после Саймона — очень бледная и довольно заплаканная. Ее бережно вела под локоть Делия. Терезе досталось примерно столько же сочувствия, сколько и Саймону. Нэн слышала, как Делия шептала на ухо Карен:

— Дали аспирин и отправили на уроки! Даже прилечь не позволили! А ведь она столько перенесла!

«А я сколько перенесла? — подумала Нэн. — Всегда так — жалеют только всяких там Терез! И Саймонов!»

О художествах Саймона ей рассказала Эстель. Эстель всегда была рада поболтать на уроке, а сегодня особенно, потому что Карен, похоже, решила присоединиться к свите Терезы. Сунув руки в парту, Эстель все вязала и вязала чепчик — и шептала, и шептала… И не только она одна. Мистеру Крестли то и дело приходилось взывать к тишине, но гул не стихал. На парту Нэн градом сыпались записки. Первая была от Дэна Смита.

«Сделай мне как Саймону и буду с тобой дружить до гроба», — гласила она.

В прочих записках обнаружилось примерно то же самое. Все они были написаны вежливо и уважительно. Но одна оказалась совсем другой. В ней значилось: «Встретимся после уроков на задворках. Думаю, тебе надо помочь, а мне есть что тебе посоветовать». И никакой подписи.

Нэн страшно удивилась. Почерк показался ей знаком, но кто именно писал — она не знала.

Да, помощь ей нужна. Ведь она действительно ведьма. Только ведьмы летают на метлах. Нэн понимала, что попала в беду, и знала, что следует бояться. Но она вовсе не боялась. Наоборот, Нэн чувствовала себя сильной и счастливой: сила и счастье так и бурлили в ней. Она вспоминала, как рассмеялась, когда метла летала по ванной, а она болталась под ручкой, и как почувствовала, что метла хочет ей сказать. Это было очень страшно и все равно очень-очень приятно! Как получить наследство.