Луч широкой стороной - Ольга Колпакова

– Овес, – определил Князь. – Кролики его любят. А пить будут из речки. Здесь мелко, не утонут.

– Ага. Теперь эта речка пусть называется Кроличьим бродом, – предложил Советник.

– Пусть! – утвердил Князь.

Первым ушел на свободу и спрятался в траве белый кролик из-за пазухи: Князю надоело держать его за уши. За ним, ни секунды не медля, разбежались остальные. Последний черный кролик из ведра нырнул за кирпичи и спрятался в дыре.

– Он будет кроличьим капитаном, – определил Леша.

Затарахтел трактор, возвращаясь с поля в деревню, и напомнил мальчишкам, что уже вечер.

Всю обратную дорогу они обсуждали, как устроятся на свободе их кролики, и только у ворот, когда тетка Алена схватила Князя за ухо, вспомнили, что забыли у печи ведро с пакетом.

Князь мужественно молчал, пока тетка Алена обзывала его примерно такими же словами, что и мать. И Лешка молчал, пока его допрашивали родители в присутствии тетки Алена и деда Алтынтаса. Но дома он немножко поплакал. Потому что никто им не поверил, что кролики сами открыли клетку, подперли дверку палочкой и ушли. Их сильно ругали. Сначала за кроликов, потом за вранье. Мама сказала, что это безответственно – выпускать кроликов из клетки в живую природу. Вон в Австралии выпустили, и теперь там вместо полей пустоши. Папа шумел, что придется выплачивать тетке Алене за всех семь кролов, а это триста рублей за штуку. Хорошо, что они беспородные.

– Хорошо, – всхлипывая, согласился Лешка, – что беспородные. И что живые…

– Пойдешь работать, – сурово сказал папа, который уже сбегал к Белым скалам, но, понятно, никаких кроликов там не обнаружил, только ведро забрал. Лешка представил, что на нем пашут огород, а потом возят воду, а потом он носит на спине огромные вязанки дров.

– А кому Вася-Маруся ветки носит? – спросил он, вспомнив про клятву.

– Не переводи разговор! – вспылил папа. – Вот вы с Князем тоже как дураки поступили. В деревне никого не выращивают, чтобы потом на свободу выпускать.

– А Князя выпускают, – пробормотал Леха. – Он ее даже нюхал… чуял, свободу.

Димка, который сидел рядом, внимательно слушал воспитательную беседу, делал кнут и в душе сочувствовал брату, засмеялся:

– Да, в деревне детей выращивают и на свободу выпускают!

Он и про себя это сказал, потому что чувствовал последний месяц такую свободу, словно стоишь на вершине мира – и все дороги перед тобой: лети вверх, беги вниз, иди вперед. И было совсем непонятно: как кто-то останется сидеть в клетке, когда можно быть таким свободным? Он и к Павлу стал более терпимым, потому что тот не на мясо и не для работы лошадей держал. Когда местные снисходительно спрашивали пастуха: «Зачем тебе, Пашка, лошади?» – тот хмуро отвечал: «Чтобы были, блин…» Чтобы были свободные лошади. Пусть и кролики будут.

Папа еще несколько секунд делал вид, что сердится, а потом улыбнулся.

– Так что там с Васей-Марусей? – спросил Дима.

И папа рассказал, что дурачок костер за деревней разводит, для того и хворост собирает. Из-за костра и сошел с ума. Это случилось давно, папа совсем маленький был. Летом, на какой-то праздник, за деревней большой костер развели и стали через него прыгать. Сначала взрослые, а потом дети. А Вася боялся, как будто чувствовал что-то. Так-то не трусливый был мальчишка. Его и толкнули да еще веток в костер подбросили. Вася оказался прямо в огне. Хорошо мужики среагировали быстро, выдернули. У того волосы и брови с ресницами обгорели – и всё. Мужики больше руки опалили. Вот с тех пор Вася-Маруся расти перестал и тронулся умом. Ходит зимой и летом босиком, собирает ветки и жжет за деревней костер. На голове волосы у него так и не проклюнулись, поэтому все время носит шапку, а вот борода отросла.

– Н-да, – вступила Дина в мужскую беседу, – вот что бывает, когда человека силой заставляют что-то делать.

И все с ней согласились.

– Хотя не надо путать принуждение и обязанность, – предусмотрительно добавила мама.

– А Васей-Марусей его почему зовут? – спросил Леша.

– Когда его стали спрашивать, почему из костра не выпрыгивал, он отвечал: видел девушку с золотыми волосами, – продолжал папа. – Что за девушка, так никто от него и не добился, зато быстро окрестили ее Марусей, а Васе придумали прозвище из двойного имени. Родители возили его в город, в больницу. Но ничего не помогло. А когда умерли, он стал один жить. Тихий, никому не мешает, поэтому и в психбольницу не отправляют – жалко.

За этим разговором все, к счастью для Лешки, забыли про кроликов, и наревевшийся Советник быстро уснул под мысли о том, как сделать такую мазь, чтобы человек в огне не горел.

Несколько дней подряд в деревне обсуждали спасение тетки-Алениных кроликов и таблички с поросятами. Потом стали обсуждать, что Вася-Маруся возле каждой таблички обязательно остановится и похрюкает. Все это время Леша и Князь сидели по домам арестованные. Погода испортилась, и отбывать заключение было не так обидно. Поднялся ветер, да такой силы, что у Кипиша из тарелки выдуло все размоченные сухари, а хвосты кур, идущих под ветер, распушало так, что они походили на маленьких павлинов. Тетка Алена, рискнувшая вывесить белье на просушку, долго бегала по двору за простыней, которую в конце концов Диме пришлось снимать с антенны.

Потом пошел нудный дождь. Леху стали выпускать в мастерскую, где он продолжал собирать свое секретное устройство. А Князь выходил только в туалет. В остальное время он должен был осваивать летний список по чтению, заботливо доставленный Леной из библиотеки до самого крыльца. Но Андрюха, читая медленно и безэмоционально, научился усыплять деда Алтынтаса и, выбираясь из своей комнаты в окно, сбегал к Лешке.

Больше всех от дождя и ветра страдал Дима. Он даже соорудил в кустах шалаш и накрыл его брезентом, но сырость пронимала до костей. Пашка, ненадолго заезжая на пастбище, тоже забирался в «вигвам» и грелся пивом. Тогда Дима выходил под дождь, садился на Тайну и, закрываясь плащ-палаткой, смотрел на свое стадо, думая о всяком.

Он уже не путал коров и стал различать их по характеру и даже по голосу. И находил соответствия среди знакомых. Как и у людей, были в стаде упрямые, умные, задиристые, наивные, глупые, хитрые особи. По поводу священности этих животных он ничего не мог сказать, но глупее лошадей их уже не считал.

Дима думал, как будет рассказывать осенью про свое необычное лето. Хотя нет. Все не расскажешь. Просто не поймут, как это здо́рово! Про Тайну, конечно, поймут. И про то, как искал отбившуюся от стада Ночку, а дура Верба в это время где-то нашла полянку подмаренника и вечером доилась красным молоком. Вот в деревне был переполох! Чуть не объявили охоту на ведьм. Хорошо, что папа сходил на пастбище, выяснил причину и показал Димке, в какое место лучше не пускать стадо. А заодно показал молочай, от которого молоко розовое, и водяной перец, от которого синее.