Мои палачи - Дана Блэк

— Нравится, Юль? Кончаешь?

Он резко вырывает меня из объятий второго кота, дёргает вниз. С трудом нащупываю пол, слетает оставшаяся туфля, запинаюсь на ней, пока он грубо разворачивает меня спиной к себе.

Я размазана, я сейчас не готова стоять, заплетающимся языком пытаюсь ему об этом сказать, и не успеваю, сначала ощущаю его скользящие по складам пальцы, там или вода, или его слюна, или мое возбуждение, всё вместе, он дёргает меня ближе, ладонью давит на поясницу и рывком проникает в меня до упора.

Глубокий толчок таранит меня почти насквозь, не устояв, плюхаюсь грудью на рояль.

Он не оставляет мне времени привыкнуть к тугому сгустку вен, гладкой коже, волокну желания, он выходит и врезается снова, ещё глубже, большой и толстый ответ на мой вопрос:

Ничего мне тогда не примерещилось. Тело требовательно впитывает каждое его движение и готовится показать нам обоим небо в алмазах.

— Тебе хорошо, Юль? — его шепот срывается, он скользит наружу, так поспешно, чтобы вернуться, и внутри всё сжимается вокруг него, когда он со шлепком вбивается до основания, с ожесточением, сродни звериному, за бедра натягивает меня на себя сильнее. — Пизд*ц щас рехнусь.

Глухо хриплю, носом уткнувшись в лимонную лужицу, глохну от стука сердца в ушах, не понимаю уже, где я и с кем, кажется, жизнь — один длинный половой орган с крупной разбухшей головкой.

Нет.

Не один.

Волос касается второй кот. Заставляет поднять голову, что-то надевает мне на шею, вроде цепочку. Пальцами в варежках хватаюсь за его рубашку. С каждым толчком бьюсь в его грудь, и он гладит мои волосы, ласково, словно успокаивает маленькую девочку, но он в курсе, он знает, что меня так мотает потому, что сзади меня отчаянно трахают.

И то, что мне хорошо, им обоим известно.

Это просто ужасно. Как бессовестно, как не стыдно. Со стоном отталкиваю его, руками качусь по роялю, ищу опору, цепочка качается и позвякивает. В мозгах все перепутано, только член внутри, простой и недвусмысленный, с оттяжкой, уверенно меня пробивает, взламывает пароли к самому потаенному, к запретному наслаждению, и я тактильно, на языке тела выбалтываю все важные точки, куда жать, чтобы был бум.

— Там на цепочке колокольчик, — второй кот настойчиво тянет меня на себя. — Золотой. Слышишь, звенит? Я слышу. Как тебя сладко еб*т тоже слышу.

Отшатываюсь от его шёпота, он ловит меня за шею и приближает к себе.

В губы мне тычется головка. Пахнет резиной и опять банановой смазкой. Запах возвращает в ту ночь, где они имели меня вдвоем, и меня трясет от жгучего предвкушения, от мысли ещё раз отдаться им обоим.

— Давай, кис, впусти меня, — торопит он.

Машинально приоткрываю губы. Член, скользнув в рот, мягко стукается о зубы.

Я боюсь.

— Юля-я, — он нетерпеливо нажимает на щеки и толкается вперёд.

Невольно впускаю его дальше, пробую его снова, их двоих, он шумно дышит, заполняет мой рот, надавливая на затылок, насаживает мою голову на себя.

С последним, кратким рывком, бьюсь ему в пах и мычу.

Он длинно охает.

Они оба двигаются.

И как же слаженно они двигаются, ритмично и упруго, раз за разом в меня, как мне это вытерпеть, это уже слишком, они меня развращают, что же я вообще творю, как мне томительно-приятно, черт, черт возьми, схожу с ума.

Живот сворачивает в тугой узел, задыхаюсь и ноги больше не держат, кровь закипает и, кажется, вены лопаются, и я как река, багровая, горячая, в моем потоке казнят грешников, я с земли в ад несусь.

Трясу головой и освобождаю рот, трясу волосами, прогоняя морок, не помогает, внутри всё взрывается, пытаюсь вытолкнуть из себя второго, но его сжимают мои же судороги, кончаю и мне страшно, это чёрное, грязное удовольствие меня убивает.

— Оху*ть. Тише, Юль, тише, — пальцы на моих бедрах будто скрючивает, он медленно выходит из меня, со свистом шепчет, — щас кончу в тебя, дай мне выйти, я без защиты.

Тело неохотно с трудом выпускает его, он ещё не успевает отойти, как сбоку, загребущие руки второго кота тащат меня ближе к нему, прочно фиксируют меня в тисках, его эрекция пристраивается у входа.

— Подожди, она устала, дай ей…

Конец фразы не слышу, горячая плоть плавно заполняет меня, мягкими, пока неглубокими толчками, пробирается мне внутрь и расслабленные было мышцы сразу напрягаются, ещё неутихшие спазмы нарастают повторно, болезненно раздирают меня, выгибаюсь и падаю назад, к нему в объятия.

— Уже? — шепчет он с удивлением. Двигается во мне, порывисто и жадно, подгоняет вторую волну оргазма, заводит мои руки себе на шею, и меня захлёстывает, как кнутом между ног стегает, бешено сокращаюсь, хочу орать и кусаю губы, дергаюсь вниз и висну на нём, резинка на варежках врезается в его шею, он удерживает меня за талию и хрипит. — Киса, ты меня душишь. Бл*ть, не могу, Юля. Держись, — он нагибает меня и, захваченный моими спазмами, мучительно долго выходит, с секундной заминкой врезается снова, и больше не останавливается, исступлённо в меня долбится, дрожу и кричу, и прощаюсь со своим взбесившимся телом, не владею ни частью, оно его, оно все для них, а я разливаюсь черным водопадом, с чернотой вокруг сольюсь.

— Харэ! — оглушает рык, покалеченный, злой голос. Мужчину от меня отталкивают, за плечи меня выдёргивает первый кот, — отпусти ее. Всё. Тихо. Иди ко мне, Юль.

Я шевелиться не в силах, глиной в их руках гнусь, ощущаю, что меня поднимают над полом, и вяло, как-то лениво прикидываю, что он меня забирает и это нечестно по отношению к другому, он только начал.

Второй кот тоже заметил несправедливость, подтягивает меня к себе:

— Я ещё хочу.

Меня держат за лодыжки, за плечи, и разговаривают так, будто меня с ними нет, и я безучастно слушаю перепалку, словно речь не обо мне.

— Ей хватит.

— Ей не хватит.

— Мы спорить будем?

— А ты опять все за всех решаешь?

— Да.

— Нихера.

— Я сказал: всё.

— Нет.

— Отвали.

— Сам отвали.

— Ты долб*ёб.

— Пошел нах*й.

Они замолкают.

Тяжелые выдохи наполняют спертый, пропахший сексом воздух, запуталась, кто из них где находится, но это уже неважно, у меня уже вообще всё вокруг кружится, и они, и рояль, и я сама, кажется, верчусь юлой, я стою на полу или ещё в воздухе, не разобрать, а ещё, наверное, смешно, что они так рвались на второй раз потому, что хотели оргазм, но закончила лишь я, и аж два раза, а они ругаются, а, может, это и не смешно вовсе, я и не смеюсь, сознание меня покидает, я отключаюсь.