Территория пунктира - Олег Велесов

с тобой. Завтра при первых лучах солнца, когда взгляд Аполлона коснётся земли, тело твоего отца будет предано очистительному огню. А до тех пор мы оставим тебя. — Он посмотрел на Ксенофонта. — Надеюсь, этому примеру последует каждый, кто готов поддержать наш порыв.

Стратеги развернулись и ушли. Ксенофонт остался, Никарх тоже. Энисфений помялся и поплёлся, будто провинившийся пёс, следом за Меноном. Теперь понятно, кто со мной, а кто напротив. Пельтасты тоже ушли и унесли факела, остался только один возле дверей караван-сарая и один у Никарха.

— Посвети, — попросил я и указал пальцем на шею Клеарха. — Видите?

— Это не нож, — склоняясь ниже, сказал Никарх.

— Стилос[20], — уверенно произнёс Ксенофонт. — Я видел подобное в Афинах во времена правления Совета Тридцати[21]. Так убивали неугодных. Это мог сделать даже ребёнок.

— Или женщина, — сказал я.

— Или старик, — добавил Ксенофонт. — Но в любом случае, Клеарх хорошо знал убийцу и не боялся, иначе не подпустил бы его так близко.

К караван-сараю стали подходить гоплиты. Весть о гибели старшего стратега подняла лагерь на ноги. Вокруг нас собралась толпа. Я чувствовал спиной давление и недовольство. Кто-то выкрикнул, что персы за это ответят. Ксенофонт попытался объяснить, что ещё неизвестно, кто виноват. Его оттеснили, началась давка, каждый хотел увидеть тело полководца. Никарх взмахнул факелом, отгоняя наиболее ретивых, но факел у него тут же вырвали.

Над толпой поднялся ропот, переросший в гул. Меня схватили, прижали к колодцу. Блеснуло лезвие ножа. Мгновение — и я увидел себя чужими глазами. Я дышал в лицо самому себе, в руке нож, в голове настойчивая мысль: убить. Всё повторялось, как в битве с персами, только там я переместился в возницу, а здесь вдруг вошёл в вонючего громилу, у которого ко всему прочему дико болел зуб. Это его бесило. В меня потекла его память: несвязные обрывки разговоров, замутнённый видеоряд из бесконечного мельтешения лиц, предметов, движений. Громилу звали Сир, и он не был гоплитом. Раб. Грёбанный раб! Ему, как и двоим другим, приказали убить меня, пообещав два полударика. Для рабов это большие деньги, и они согласились. Но кто отдал приказ? Я начал листать память, как книгу, стараясь найти хоть какое-то знакомое лицо и связать его со смертью Клеарха, однако боль в зубе отвлекала и не позволяла сосредоточиться. Что же он не вырвал его, прежде чем идти на дело…

Спину вдруг обожгло огнём, я выгнулся, упал на колени — и снова вернулся в себя. Сир лежал у меня в ногах, хитон на спине быстро пропитывался кровью. Передо мной стоял Сократ, в правой руке моя фальката.

— Господин, он пытался… он пытался…

Губы его тряслись, по лицу волнами катилась судорога. Он начал валиться, я подхватил его под мышки, забрал меч. Сквозь толпу прорвался Ксенофонт, сзади встал Никарх.

— Уходим, — въелся в ухо шёпот афинянина. — Рядом могут быть другие…

Мы выбрались из толпы. У дороги стояла Николет, как будто знала, что мы выйдем именно здесь. Она взяла меня под руку и пошла рядом. Я был рад её увидеть — тихая, милая, желанная — но, честно говоря, сейчас не до неё. Сократ вис на мне кулем, как совсем недавно Самуил. Кстати, они чем-то походили друг на друга. Не внешностью, конечно, а внутренним содержанием, и оба старались помочь мне, хотя помощь им самим бы не помешала. Впрочем, Самуил вряд ли сейчас нуждается в чём-либо, хабиру уже наверняка выбросили в пустыню его кости, а шакалы их обглодали.

За кустами тамариска блеснули огни, дорогу перегородили гоплиты из нашего арьергарда.

— Андроник! — поднялись вверх копья.

Позади них горели костры. Никто не спал и никто не снимал снаряжения. Ждали приказа. Новость о гибели Клеарха долетела и до сюда.

— Они все готовы пойти за тобой, — негромко проговорил Ксенофонт.

От костров стали подходить люди и каждый старался выразить своё сочувствие, значит, действительно готовы пойти за мной. Это хорошо. Если я хоть что-то понимаю в интригах, старшим теперь станет Менон, за ним стоит большая часть армии и все стратеги. Ни я, ни Ксенофонт ему не нужны. Нас обвинят в измене и распнут как Ария, а мне не хотелось бы висеть на кресте и подыхать под палящими лучами солнца. Николет Менон заберёт в свою палатку, будет её лапать. Сократа убьют, Никарха тоже убьют. Но эти шесть сотен гоплитов станут для нас щитом. Менон не осмелиться развязать войну, пусть даже при полной уверенности в победе. А вот послать нового убийцу он наверняка сможет.

Глава 9

Горел костёр. Сократ что-то стряпал, Николет дремала, положив голову мне на колени. С реки дул тёплый ветерок, но я всё равно накрыл её своей хламидой. Каждый вздох, каждое прикосновение этой женщины вызывали во мне радость. Я легонько поглаживал её по волосам, и радость становилась сильнее. В какой-то мере я даже чувствовал себя сукой за вчерашнее приключение с рабыней. Конечно, я ничего Николет не обещал, да и верность никогда не была моей отличительной чертой. В своей прошлой жизни я не был женат, и никто и никогда не вызывал во мне радость. Сегодня всё изменилось. Не знаю почему, но Николет, эта милая древнегреческая гетера из Сус, сделала меня другим, и я готов любому кобелю оторвать за неё голову, тем более Менону.

Я должен защитить её, а для этого необходимо понять, что произошло. Клеарха убили по приказу фессалийца. Факт! И того раба, Сира, тоже подослал он. Моей смерти он хочет, потому что я набил ему рожу, выставил на посмешище, и месть в этой ситуации выглядит вполне оправдано. Но отца за что? Клеарх не любил Менона, но и не ущемлял. Не смотри ни на что, тот всегда был вторым по значимости… Видимо, эта вторичность его и задевала. Пока был жив Кир, Менону не светило ничего, потому что царевич персов уважал Клеарха, и в случае его смерти на должность главнокомандующего поставил бы меня. Но вот Кира не стало, и Менон начал действовать…

Ищи мотив, и ты найдёшь, кому это выгодно. Аксиома.

Рядом присел Ксенофонт, протянул руки к огню. Я посмотрел на него. Странно осознавать, что рядом с тобой — живой классик. Его книги пройдут сквозь века, люди будут читать их и восторгаться. Правда, самое известное его сочинение «Анабасис» теперь никогда не будет написано, и виной тому я… Неловкое ощущение. Как будто украл что-то. Но талант всегда возместит потерю. Вместо «Анабасиса»