Тень моей любви - Дебора Смит

* * *

Папа дал Рони ружье, и он отправился на охоту с Эваном и Хопом. Новичкам везет – Рони убил роскошного оленя.

Трофей сделал его знаменитостью. Убить оленя с шестнадцатью отростками рогов – по восемь с каждой стороны – для охотника все равно что принести домой груду бесценных бриллиантов. Таких потрясающих раскидистых рогов не видел давно уже никто. Даже дедушка Мэлони не мог припомнить такого.

Целая армия мужчин и мальчишек приходила к нам на ферму и с жадностью разглядывала оленью голову с остекленевшими глазами, с почетом водворенную на скамью за амбаром.

– Куда попал – в живот или в голову? – уважительно расспрашивали они Рони, как доктор расспрашивает пациента.

– В сердце, – коротко отвечал он. Я взяла свой фотоаппарат и сняла Рони рядом с его трофеем. У меня были связи в местной газете. Я была секретарем школьного клуба, и мистер Сисери, издатель, время от времени печатал мои маленькие – в два абзаца – заметки о клубе и иногда давал мне кое-какие задания. Я, разумеется, считала себя настоящей журналисткой.

– О тебе напечатают в следующем номере, – гордо сказала я Рони.

– Попал в живот или в голову? – откликнулся он.

Я не поняла его странного юмора, но на всякий случай улыбнулась.

Вскоре приехал дядя Кулли. Он осмотрел голову оленя изумленно и грустно. В приемной его зубоврачебного кабинета висело двадцать оленьих голов. Но чтобы такое! Дядя любил оленьи головы даже больше, чем зубы.

– О! Какая роскошь, – сказал он Рони.

И это были не просто слова. Дядя вложил в них всю душу.

Рони взглянул на него.

– Это может возместить стоимость моего лечения? – Мы все недоуменно на него уставились. Умирающие от зависти охотники зашептались.

Дядя от удивления открыл рот.

– Но твой счет оплачен.

– Я знаю. Вы вернете мистеру Мэлони деньги?

– Вовсе это не нужно, – нахмурился папа. – Мы же договорились, ты можешь выплачивать понемногу из своей зарплаты.

– Это будет слишком долго. Я хочу покончить с этим.

Папа внимательно посмотрел на Рони.

– Не любишь ходить в должниках?

– Нет, сэр. Не только у вас. Вообще не люблю.

– Ну что ж. Одобряю. Договорились, Кулли?

– Бог мой, конечно, – ответил дядя и ровно через пять минут уехал, забрав оленью голову, словно боялся, что Рони передумает.

– Все равно в газете будет твоя фотография, – пообещала я Рони. – А когда мы будем бывать у дяди Кулли, то ты сможешь здороваться со своим оленем.

Он кивнул. Но его, по-видимому, уже нисколько не занимало – увидит он снова свой трофей или нет. Тот уже сослужил свою службу.

– Надо отдать мальчику должное, – сказала вечером мама с уважением в голосе. – Он знает, чего хочет.

Я испытывала чувство гордости. Рони был умнее, чем думали все, кроме меня. Он был единственным, кто сумел заставить дядю Кулли вставить зуб за такую цену.

В отличие от моих тетей бабушка Элизабет и прабабушка Алиса не боялись Рони. Они вообще не боялись ничего, кроме колкостей друг друга. Каждая из них беспокоилась, что умрет первой, и последнее слово останется не за ней.

Рони оказался в центре их внимания в морозную субботу незадолго до Дня благодарения.

За столом в это утро мы сидели всем семейством. Я имею в виду малый состав – только живущие в нашем ломе. Но этого хватало с лихвой.

Мы с удовольствием поглощали обильный деревенский завтрак: сосиски, яичница с соусом, бисквиты и только что срезанная дыня. Я, еще сонная, в пижаме и халате, сидела между бабушкой Элизабет и прабабушкой Алисой. Они тоже были по-домашнему, в халатах.

Моей обязанностью было передавать хлеб то той, то другой, чтобы не вынуждать их обмениваться хоть парой фраз.

– Я сегодня еду за покупками, – неожиданно заявила прабабушка. – В Атланту. В “Рич”.

Не просьба, а констатация факта. Это означало, что кого-то сейчас заставят вести машину. Дело было нешуточное – туда и обратно четыре часа. Прабабушка по старинке признавала только один, самый древний магазин “Рич” в самом центре города.

Бабушка Элизабет вмешалась мгновенно – не дай бог, без нее обойдутся.

– Я, пожалуй, тоже поеду.

Вилки перестали двигаться, чашки кофе и стаканы сока были остановлены на полпути ко рту. Белка Хопа по кличке Марвин, почувствовав беду, выпрыгнула из клетки на колени хозяину. Хоп застыл. Единственным, кто ничего не понял, был Рони. Но и он перестал жевать вслед за остальными.

Прабабушка поправила свой слуховой аппарат и воинственно изогнула белую бровь.

– Я тебя не приглашала, Элизабет.

– Мам, я отвезу тебя на следующей неделе, – поспешила заверить бабушку Элизабет моя мама.

Бабушка картинно промокнула глаза салфеткой. У нее был истинный талант включать и выключать слезы, как фонтанчики для поливки лужайки, только при необходимости.

– Как же мне сделать рождественские покупки, – она всхлипнула, – если всем на меня начхать. Вам легко менять свои планы по сто раз на день. Кто знает, буду ли я жива на той неделе. – Это был сильный аргумент.

Прабабушка поджала губы:

– Перестань хныкать.

– Мама, – сказал дедушка, протягивая к ней руки, как будто он до сих пор был ее малышом, – я бы предпочел, чтобы мне отрубили обе лапы по самые плечи, чем слышать такое. Что вы все делите?

– Это она первая начала, Джозеф. Разве я должна все безропотно сносить?!

Бабушка Элизабет огрызнулась:

– И не надейся. Я непременно еду с тобой сегодня. Пожалуй, возьму с собой Клер. Она поможет мне донести покупки.

Я замерла, как белка Марвин.

– Нет, это я беру с собой Клер, – строптиво возразила прабабушка, – чтобы донести мои покупки.

Надо сказать, мы привыкли к таким перебранкам, и никто не ждал, что дело кончится быстро. Зато какого-нибудь подвоха ожидал каждый.

Бабушка решила найти более выгодную тему:

– Ты слишком стара, чтобы везти нас так далеко, Алиса. Да и вообще, не тебе указывать, кто со мной поедет.

– Черт побери, ведь это все-таки моя машина!

– А я вовсе не желаю тесниться в твоей малюсенькой жестянке. Она так провоняла дешевыми духами, что слезы текут.

Бабушка. Элизабет, чувствуя вкус победы, улыбнулась:

– Ну, кто повезет меня? Кому мы доверим эту честь?

Со всех сторон посыпались извинения. Папе и дедушке было срочно нужно ехать в Гейнсвилл за новый приводным ремнем. Маме – очистить пять килограммов перезрелых яблок и сделать из них пюре, а то пропадут. Эван – слишком молод, чтобы водить машину. Хоп не справится с разворотами на Атланту.