История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон

Протагор родился, согласно большинству авторов, около 481 года до н. э. в городе Абдере во Фракии1 и, по–видимому, приехал в Афины в середине века. Он пользовался расположением Перикла, и нам рассказывают, что этот государственный деятель поручил ему составить конституцию для панэллинистической колонии в Фурии, которая была основана в 444 году до н. э. К началу Пелопоннесской войны в 431 году до н. э. он вернулся в Афины и пережил там чуму 430 года, унесшую двух сыновей Перикла. Диоген Лаэртский рассказывает, что Протагор был обвинен в богохульстве за написанную им книгу о богах, но ему удалось скрыться из города до суда; однако по дороге на Сицилию он утонул, а книга его была сожжена на рыночной площади. Это, должно быть, произошло во времена олигархического Восстания четырехсот в 411 году до н. э. Бернет склонен считать эту историю сомнительной, а если осуждение Протагора и имело место, то должно было произойти до 411 года до н. э. Профессор Тейлор согласен с Бернетом в том, что эта история сомнительна, но согласие его основано на том, что он, как и Бернет, считает, что философ родился гораздо раньше, в 500 году до н. э. И Бернет, и Тейлор объясняют свою датировку рождения Протагора тем, что Платон описывает его в диалоге «Протагор» стариком, приближающимся к своей 65–й годовщине, а было это где–то в 435 году до н. э. Платон «должен был знать наверняка, принадлежал ли Протагор к поколению, предшествовавшему поколению Сократа, или нет, и у него не было никаких причин искажать истину»2. Если это действительно так, то мы должны принять утверждение, содержащееся в «Меноне», что Протагор умер глубоко уважаемым человеком.

Это трудный вопрос, и мы не можем подробно обсудить его на этих страницах, но современный автор не может обойти молчанием свидетельство Платона в диалоге «Теэтет», где изречение Протагора, которое Платон считает правильным, толкуется в индивидуалистическом смысле – по отношению к чувственному восприятию конкретного человека. Сократ отмечает, что, когда дует ветер, одному из нас может быть холодно, а другому – нет; один может чувствовать легкую прохладу, а другой продрогнет до костей, и спрашивает, должны ли мы согласиться с Протагором, что ветер холодный для того, кто замерз, и теплый – для того, кто нет. Совершенно ясно, что в этом примере высказывание Протагора толкуется с точки зрения конкретного человека, а не с точки зрения человека вообще. Более того, следует отметить, что софист никогда не будет утверждать, что ветер кажется холодным одному и вовсе не кажется таковым другому человеку. Так, если бы я пришел домой, попав под дождь холодным днем, и сказал, что дождь – теплый, а вы, выйдя на улицу из теплой комнаты, назвали бы тот же самый дождь холодным, Протагор заметил бы, что мы оба правы – дождь теплыый для моих органов чувств и холодныш – для ваших. (Когда софисту однажды возразили, что законы геометрии одинаковы для всех, Протагор ответил, что в конкретной действительности нет ни геометрических линий, ни окружностей, так что никаких трудностей не возникает.)

В другом диалоге, «Протагор», Платон показывает, что Протагор не применяет это изречение к области этических ценностей. Однако, даже допуская, что Протагор может противоречить самому себе, нет никакой необходимости предполагать, что то, что истинно в отношении чувственного восприятия объектов, должно быть ipso facto истинно с этической точки зрения. Протагор заявляет, что человек – мера всех вещей, так что если принять индивидуалистическое толкование в отношении чувственного восприятия объектов, то его следует распространить и на этические ценности и суждения. Если же, наоборот, не принимать подобное толкование в отношении этических ценностей, то его нельзя принять и для чувственного восприятия; иными словами, мы вынуждены выбирать между «Теэтетом» и «Протагором», признавая одного и отвергая другого. Однако в первую очередь ниоткуда не следует, что «все вещи» должны включать в себя этические нормы, а во вторую может оказаться так, что объекты специфических чувств имеют такой характер, что не могут стать предметом истинного и универсального знания, в то время как этические нормы могут стать предметом подобного знания. Этой точки зрения придерживался сам Платон, связывавший изречение Протагора с Гераклитовой доктриной потока и считавший, что истинного и определенного знания можно достичь только с помощью сверхчувственного познания. Мы не хотим этим сказать, что Протагор придерживался платоновской точки зрения на нравственные нормы, это было не так; мы хотим просто отметить, что чувственное восприятие и интуиция ценностей не обязательно существуют или исчезают в связи с определенным знанием и истиной о них.

Что же на самом деле говорил Протагор об этических суждениях и ценностях? В «Теэтете» он утверждает, что и этические суждения относительны («Ибо я считаю, что правильными и похвальными для какого–либо конкретного Государства являются те действия, которые кажутся ему правильными и похвальными, до тех пор, пока они способствуют его существованию»), и то, что мудрый человек должен отказаться от неправильных действий в пользу правильных. Другими словами, вопрос заключается не в том, что одна этическая оценка является истинной, а другая – ложной, а в том, что одна оценка более «правильная», то есть более подходящая или полезная, чем другая. «В этом смысле одинаково верно, что одни люди умнее других и что никто никогда не думает неправильно». (Человек, считающий, что абсолютной истины не существует, вряд ли имеет право заявлять, что «никто никогда не думает неправильно».) В «Протагоре» Платон пишет, что софисты утверждали, что совесть и чувство справедливости были дарованы всем людям богами, «ибо города не смогли бы существовать, если бы, как со способностями к искусствам, ими бы обладали лишь немногие». Отличается ли это от того, что говорилось в «Теэтете»? Вполне вероятно, что Протагор имел в виду следующее: Закон в целом основан на определенных этических склонностях, которые являются врожденными для всех людей, но отдельные разновидности Закона, как это видно на примере конкретных городов–государств, являются относительными. Закон одного государства, не будучи «более правильным», чем закон другого, может быть «более подходящим» для этого государства, в том смысле, что он более удобен и целесообразен. В этом случае определять, какой закон принять, будет государство или полис, а не отдельный человек, но относительный характер конкретных этических суждений и статей номоса (закона) сохраняется. Как сторонник сохранения традиций и социальных условностей, Протагор подчеркивает важность образования и усвоения этических традиций государства, признавая в то же время, что мудрые люди могут привести государство к «лучшим» законам. Что касается отдельного гражданина, то он должен быть верен традициям и принятым в сообществе нормам поведения – только лишь потому, что никакой «способ жизни» не является более правильным, чем другой. Совесть и чувство справедливости заставляют его придерживаться принятых традиций и норм, а если он обделен этими дарами богов и отказывается прислушиваться к требованиям государства, то оно должно от него избавиться. Так что, хотя на первый взгляд «релятивистская» доктрина Протагора и кажется чересчур революционной, однако при более пристальном рассмотрении оказывается, что она создана для того, чтобы поддерживать традицию и власть. Никакие «нормы» не являются более правильными, чем другие, поэтому воздержитесь от персональных суждений, критикующих закон государства. Более того, концепция совести и чувства справедливости Протагора говорит о том, что он верил в существование неписаного или естественного закона и в этом смысле помог грекам расширить свой взгляд на мир.