Пятая колонна - Владимир Бушин

Известен и такой великолепный факт: Ленин написал предисловие к только что изданной в 1921 году в Париже патологически злобной антисоветской книге Аркадия Аверченко «Дюжина ножей в спину революции». И ведь как озаглавил! «Талантливая книга». Ленин считал, что «открытые враги полезны».

В 1914 году Инесса Ардман прислала Ленину в Женеву роман украинского националиста В. Винниченко «Заветы отцов». В ответе Ленина были такие слова: «Вот ахинея и глупость!.. Мне однажды пришлось провести ночь с больным (белой горячкой) товарищем и однажды уговаривать товарища, покушавшегося на самоубийство (после покушения) и впоследствии, через несколько лет, кончившего-таки самоубийством. Оба воспоминания — а la Винниченко, любующийся собой… Этот махровый дурак Винниченко, любующийся собой, сделал коллекцию ужасов… Бррр… Муть, ерунда, досадно, что тратил время на чтение».

По-моему, все это можно сказать и о сочинении Сванидзе. Читая его, я как будто находился в обществе больного белой горячкой. Мне кажется, все 28 его томов — это 28 успешных попыток на самоубийство…

Я не собирался писать о фильме «Страсти по Чапаю» Сергея Щербина. Отталкивало даже само банально-замызганное и несуразное заглавие. Да и что можно ожидать после бесчисленных «страстей» о маршале Жукове, Чкалове, Есенине, Симонове, не говоря уж о Сталине. Ведь чем дальше в лес, тем больше леших… И я понимаю Виктора Кожемяко, который начал смотреть фильм, и «все время билось в душе опасение и ожидание чего-то самого отвратительного». Но некоторые авторы за красными знаменами, то и дело мелькающими портретами Ленина, появлением Фрунзе, правильными речами Чапаева о Германской войне и о Гражданской ничего скверного и не разглядели, и радуются: вот он, Чапаев, которого мы ждали!

Так вот, не думал я писать, но позже в «Российской газете» прочитал ответ исполнителя главной роли Сергея Стрельникова журналистке Сусанне Альпериной. Сусанночка призналась ему, что при имени Чапаева ей всегда становится «сразу смешно». Ведь столько о нем анекдотов! Артист сказал: «Героем анекдотов Чапаев стал благодаря артисту Бабочкину. Не Чапаев стал героем анекдотов, а образ, который создал Бабочкин… Мне кажется, мой персонаж не анекдотичен». Кажется — перекрестись.

Из такого бесцеремонного заявления совершенно ясно, что человек не понимает ни то время, что показано в фильме братьев Васильевых, ни то, когда фильм смотрел советский народ. Да и понимает ли, что такое актерское искусство и искусство вообще? Просто загадочно, как взрослый человек, работающий в кино, может думать, что в ноябре 1934 года и стар и мал буквально ломились в кинотеатры полюбоваться на анекдот, на пародию героя Гражданской войны. А летом и осенью 41 года я помню на улицах Москву «Окна ТАСС». Одно из них было с текстом Маршака:

Бьемся мы здорово,

Рубим отчаянно –

Внуки Суворова,

Дети Чапаева.

И что же, родители Сусанночки похохатывали, читая?

А в прямом смысле дети Чапаева — это младший сын Аркадий, летчик, погиб в 1939 году при испытании нового самолета; старший сын Александр, капитан, дрался с немцами здорово и отчаянно и под Москвой, и под Ржевом, и под Воронежем, и в знаменитом сражении под Прохоровкой. Дослужился до генерала. А 25-я Чапаевская дивизия вся легла костьми при обороне Севастополя…

Я первый раз смотрел «Чапаева» в ноябре 34-го года с отцом в кинотеатре «Третий Интернационал», что был на Бакунинской улице, второй раз с приятелями в кинотеатре на Преображенке, третий раз — в «Колизее»… А жил-то в Измайлове, где кинотеатров не было. Тогда рассказывали о мальчишке, который смотрел фильм раз десять в надежде, что Василий Иванович не утонет, спасется, и каждый раз, выходя, он плакал и твердил: «Неправда! Чапаев выплыл, он жив!». И снова шел в кассу за билетом… Тогда весь фильм, как «Горе от ума» Грибоедова, разошелся на крылатые слова, мы к месту и не к месту повторяли реплики его персонажей: «Тихо, граждане! Чапай думать будет» (Петька)… «На все, что вы тут говорили, надо наплевать и забыть. Теперь слушайте, что я буду командовать» (Чапаев)… «Александр Македонский — великий полководец, но зачем же стулья ломать?» (Комиссар)… «Белые придут — грабять, красные… тоже беруть» (мужик, которого играл

Борис Чирков)… «А вот это щечки» (Петька объясняет Анке пулемет и пытается облапать ее)… «К чужой славе хочешь примазаться?» (Чапаев)… «Амба, Василь Иваныч, отступать надо!» (Петька)… «Врешь, не возьмешь!» (Чапаев)…

Роль Чапаева стала роковой в актерской судьбе Бориса Бабочкина. Он после фильма прожил больше сорока лет, на сцене Малого сыграл много ролей, получил три Сталинских премии, стал Героем Социалистического труда, но для зрителей, помнивших его Чапаева, он «не смотрелся»: для них во всех его ролях, в голосе, в жестах, в походке проступал тот великий образ, заслоняя другие, словно человек родился для той единственной роли. Вот уж поистине,

Когда строку диктует чувство,

Она на сцену шлет раба.

И тут кончается искусство,

И дышит почва и судьба.

А чем будет его Чапай для Стрельникова? Ничем. Отряхнется и пойдет дальше. Вот сразу после окончания фильма пошел на передачу «Вечерний Ургант» со всей ее махровой прелестью. И отмачивал там, и выкаблучивал.

Один критик заявил: «Наутро после завершения сериала С. Стрельников, блестяще сыгравший Чапаева, проснулся знаменитым». Товарищ путает: это было с Борисом Бабочкиным. Как с Пушкиным, которого в шестнадцать лет благословил Державин; как с двадцатидвухлетним Лермонтовым, который после стихотворения «Смерть поэта» стал знаменит и был сослан на Кавказ; как с двадцатичетырехлетним Достоевским, к которому, прочитав его первую вещь — роман «Бедные люди», среди ночи прибежал Белинский: «Вы будете великим писателем!»; как с двадцатичетырехлетним Толстым после повести «Детство»; как с двадцатитрехлетним Горьким после первого рассказа «Макар Чудра» в газете «Кавказ», погремевшего на всю Россию; как с двадцатитрехлетним Шолоховым после выхода двух первых книг «Тихого Дона», ставшего знаменитым на весь мир… Вот в каком ряду стоит имя Бориса Бабочкина. А Чапай-Стрельников вполне уместится между Есениным-Безруковым и Жуковым-Балуевым. «Не то страшно, что умрешь, — сказал Валентин Гафт, — а то, что после смерти тебя сыграет Безруков». А разве Чапаеву теперь не страшно?

Что же касается анекдотов о Чапаеве, то прав тот же

В. Кожемяко в «Правде»: «Никто меня не убедит, что это было «просто так», а не умышленная диверсия». Задолго до этого «просто так» от непомерной игривости Ильф и Петров пустили в шутейный оборот «детей лейтенанта Шмидта». Над чем потешались! Над памятью человека, который поднял восстание против деспотизма. Пастернак написал о нем поэму, которую ныне не переиздают. Там на суде он произносит речь, подобную речи приговоренного к смерти Александра Ульянова. Тот в последнем слове сказал: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать». Это было в 1887 году.