Жизнь и смерть наместника Ритхана - Екатерина Бакулина

– Знаете… – задумчиво сказал Эйден. – Я уверен, что не убивал. Я знаю, как это выглядит. Понимаю, что даже если не хотел сам, это могло быть какое-то ментальное воздействие. И когда ночью ко мне пришли и повели смотреть, я был почти готов признать, что каким-то образом сделал это, хоть и не помню. Я бил того человека, да, это я помню хорошо. Да, я привязал его к стулу, я дважды ударил его в живот и несколько раз в зубы. Но рукой, – Эйден повернул к Тайре тыльную сторону ладони, показывая сбитые костяшки. – Я помню эту ярость, которая наполняла… – он облизал губы. – Но когда понял, что еще немного, и ударю ножом, я сбежал. Ушел, и больше к нему не подходил. Да, потом я тоже подумал – вдруг чего-то не помню, вдруг помутнение… Но его резали. Я осмотрел его. Глубокие раны слева, и, самое интересное, явно били правой рукой, – тихо усмехнулся. – Левой под таким углом не ударить. Я не могу так ударить правой. У меня пальцы сломаны и не гнутся, правой выходит очень слабый захват, – сжал кулак, повернул к Тайре, чтобы она видела. Мизинец сгибался до половины и то вкось, безымянный не до конца. – Да, я пишу правой, – сказал он. – Первые три пальца вполне восстановились, перо я могу держать. И это, вероятно, вводит в заблуждение. Но холодное оружие только левой. У меня бы физически не вышло.

Вдох-выдох… спокойнее. Надо успокоится и обдумать.

Верит ли Тайра?

Очень похоже, что наместник сам верит в то, что говорит, для него это правда. Правду она чувствует.

Он был в участке, ему показывали, но не попытались задержать? Да, он наместник, но это не значит, что может убивать безнаказанно. Закон есть закон. К нему, по крайней мере, приставили бы охрану, хоть под домашний арест до разбирательств. Но ареста нет.

Значит, реально, нечего предъявить? Только предположение?

– А женщина? – спросила Тайра.

– Женщина… – Эйден вздохнул снова. – Она ждала меня у крыльца, там, у участка. Я вышел, она наорала на меня, чуть не уронила ребенка и убежала. Я не смог догнать.

– Ребенка?

– У нее был ребенок. Да. Потом ребенка не нашли.

Надо успокоиться.

Что в этом правда на самом деле – так не понять. Сейчас главное – без поспешных решений.

Все это пугало безумно. Что-то происходило, и Тайра не могла понять, как с этим быть. Как остановить, помешать.

Все это снова…

Эйден задумчиво смотрел в одну точку перед собой.

Зрачки у него расширены.

– А вы? Как вы себя чувствуете? – спросила Тайра.

– Я? – он удивился. – Нормально.

Слегка резко у него вышло. Тайра не поверила.

– А ваше проклятие? Оно больше не проявляло себя? Может быть, мне стоит посмотреть?

– Госпожа Орах, – он выпрямился, взгляд стал совсем тяжелый. – Не стоит сейчас. Я верю, что вы, вероятно, хотите помочь. Но мы знаем, что бывает, если вы обеспокоены чем-то другим. А сейчас вы обеспокоены, и не сможете от этого отмахнуться. Давайте не будем. Я собирался поговорить с вами. Подумайте, что вы можете сказать о лорде Роуэне Фаргосе?

Холодный деловой тон.

Круги под глазами.

Но потереть на груди он руки не тянет, значит, не чешется, а если проклятие – то первым делом начинает чесаться. Или тут другое? Если он начал пить свои таблетки с мертвым корнем, то чесаться не будет. Но и долго он не протянет. С другой стороны, какой тут выбор? Что убьет его быстрее, таблетки или проклятие?

– Я знаю только, что Фаргос приезжал сюда, – сказала Тайра. – Два года назад, еще до всех этих событий. У него с Нимашем Маэйра были какие-то торговые дела. Я не знаю подробностей. Я помню его смутно. Высокий, слегка полноватый, лет шестьдесят, перышко на шляпе… Но, наверно и все. Я знаю, он какой-то очень влиятельный лорд. Каро встречался с ним, говорил, но я видела только раз, на приеме.

Эйден кивнул.

– Влиятельный, – согласился он. – Репутация у него только… неоднозначная. Мутная. Своей выгоды ни в чем не упустит. А как ваш муж или, может быть, его дядя, отзывались о лорде Фаргосе?

– Мой муж… – Тайра задумалась. – Не помню, чтобы Каро говорил со мной о нем. Но, кажется, помню, как они с Нимашем о чем-то спорили… Я слышала голоса из кабинета. Каро на Нимаша кричал… это само по себе странно, я никогда не слышала раньше, как он повышает голос. И, мне кажется, они спорили как раз о Фаргосе. Но точно сказать я ничего не могу. Тогда мне это важным не казалось.

А сейчас кажется? Тайра задумалась – сейчас, пожалуй, да. Понять бы, с чего все началось.

– Хорошо, – сказал Эйден. – Тогда могу я попросить вас, госпожа Орах, если что-то вспомните еще, сообщите мне, пожалуйста.

– Да, конечно, – сказала она.

Эйден потер подбородок.

– А еще, госпожа Орах, хотел бы поговорить с вами о Тиммете Харо. Вы ведь хорошо знакомы, как я понимаю?

В этом померещилось что-то… такое неприятное, но что именно, Тайра сказать не могла.

– Да, Мэт брат моего покойного мужа.

– Мэт?

– Да… простите, я знаю, что он сам представляется иначе, но в семье его всегда называли Мэт, Каро так называл, и я привыкла. У них с Каро один отец, но разные матери, отец его признал, дал свое имя. Но потом там какой-то сложный конфликт вышел, Тиммет даже фамилию поменял, хоть и не слишком. Харо – это Орах наоборот. Он при рождении Монтгомери Тиммет Орах.

– И что он за человек? – неприятного в голосе наместника стало еще больше, словно знал что-то такое… особенное.

Тайра пожала плечами.

Сукин сын Тиммет. И все же – семья. Ей так долго говорили, что семья должна быть на первом месте, что нет ничего важнее. А кто у нее еще из семьи остался? Ее родители погибли, ее сыновья погибли, ее муж… Это так больно вспоминать. Ей долго казалось – она совсем одна, и ей не справиться. Спасала работа. Прядильни, городские дела, благотворительность, организация ярмарок, суета, устройство больницы, которая сейчас пока располагается в небольшом доме, неподалеку отсюда, но места не хватает…

– Тиммет занимается строительством, – сказала Тайра. – Они с Боргеном строили новую больницу за городом. Нашли старый, почти выгоревший дом, купили за бесценок. Но главное – земля и место. Сейчас там почти все готово, насколько я понимаю.

Наместник хмурился.

– А вы в этой больнице были?

– Была. Там хорошая территория рядом, собирались сделать парк при больнице, с фонтаном… сделают, думаю. Чтобы те, кому уже лучше – могли выходить гулять, сидеть на скамеечках, кормить голубей. Не может быть, чтобы после смерти Боргена все пошло прахом.

– А в подвалах были?

И хмуро смотрел прямо на нее.

Что не так? Она не понимает чего-то важного?

Потому что у Тайры тоже всякие мысли были, но обычно она их от себя гнала. Больница – это благо, и нужно за что-то уцепиться. Нужно что-то делать, для города, для людей…