На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Фёдор Фёдорович Тютчев

жалкое рубище, с помощью старшей дочери ожесточенно чистит огромный медный таз.

Неожиданное появление дочери в таком растерзанном виде приводит ее в ярость. Наверно, опять дралась с кем-нибудь за аулом, такая беспокойная девчонка, хуже всякого мальчика. Терпения с ней нет. И в то время, когда Казимат хочет уцепиться за юбку своей матери, ее встречает град звонких шлепков, принуждающих ее волчком откатиться в сторону от раздосадованной матери. В эту минуту на пороге сакли появляется сгорбленная седая старуха, бабушка Казимат. Завидя ее, девочка с воплем устремляется к ней и судорожно впивается обеими ручонками в ее платье. Бабушка — везде бабушка, и среди суровых гор, в грубой чеченской семье они являются такими же баловницами для своих внучек и внуков, как и в европейской, утонченно цивилизованной среде.

Увидя горькие слезы своей любимицы, она ласково берет ее на руки и, присев на глиняную завалинку около сакли, начинает всячески ублажать и успокаивать ее.

Под влиянием ласки маленькая Казимат начинает мало-помалу успокаиваться, перестает плакать и, прижавшись головкой к высохшей груди бабушки, принимается с озабоченно-серьезным видом что-то торопливо и пространно рассказывать, разводя ручками и поблескивая выразительными глазками.

С первых же слов девочки старуха настораживается, по ее лицу пробегает выражение тревожного недоумения. Взволнованным голосом она спешит задать Казимат несколько вопросов, и из ответов на них перед ней ясно обрисовывается картина несчастья, постигшего их семью.

Бабушка торопливо спускает Казимат с рук на землю и с пронзительным воплем бросается в саклю.

С быстротою молнии по аулу распространяется неожиданное известие.

Торопливо сбегаются со всех сторон храбрые джигиты, сыпятся вопросы, но разве возможно добиться от шестилетнего ребенка ясных, определенных ответов. Несомненно только одно: что совершено убийство старика и ребенка, но кем, когда и почему, никто не знает. Для выяснения этого вопроса необходимо, не теряя времени, спешить на место происшествия, и вот десятка полтора джигитов, наскоро вооружившихся, уже несутся сломя голову туда, где пасутся их бараны под охраной старика Нура и маленького Азамата.

Прискакав на место совершенного убийства, джигиты без труда разыскали трупы и затем приступили к внимательному изучению следов. Для дикаря природа — открытая книга, и они читают в ней с большею ясностью, чем мы мудро составленные акты судебных дознаний. После непродолжительного изучения местности, на которой разыгралась кровавая драма, чеченцы безошибочно уяснили себе главные обстоятельства и положение дела. Убийцы были русские, это подтверждалось следами конских подков не азиатского, а русского образца; далее — они были казаки. В том месте, где они слезали, виднелись едва приметные даже для опытного взгляда следы чувяк. Из русских только одни казаки носят эту обувь, прочие же войска ходят в сапогах. Мастерские удары, которыми были убиты старик и мальчик, указывали на то обстоятельство, что незнакомцы были ловкие, лихие рубаки, могущие при случае постоять за себя. Число лошадей узнать было проще всего, но горцам было известно даже и то, что лошади эти успели сильно притомиться от продолжительного, по всей вероятности, похода. У свежей, не уставшей лошади шаг ровный, одинаковой ширины; когда же она начинает уставать, то и шаг у нее делается неравномерным и чрез то след получается то длинный, то короткий.

Такие именно следы были у лошадей, проехавших несколько часов тому назад неведомых убийц.

Когда для чеченцев выяснились в главных чертах все подробности убийства, то тотчас же решено было снарядить погоню за убийцами, которые, по их убеждению, не могли уехать очень далеко.

Порешив этот вопрос, часть татар, захватив тела убитых, медленным шагом двинулась обратно в аул; остальные, те, у кого были лошади получше, не теряя времени пустились в погоню по едва приметным следам.

XII

— Ну, ваше благородие, теперь уже недалече. Как спустимся с этой горы вон в ту долину, так оттуда до Терека десяти верст не будет. Дорога пойдет гладкая, мягкая, лошади пойдут ходко. Солнце сядет, мы за Тереком будем. Там уже наше царство, никакой опасности нет, все равно как у жинки на печи, — весело сказал Шамшин, подъезжая к Спиридову.

— Пронеси Бог и святые угодники.

— А ты погоди бахвалиться, еще не на той стороне, а на этой, — угрюмо оборвал Шамшина Пономарев. — Вишь, как наши кони притомились, очень-то на них не разъедешься.

— В самом деле, Дорошенко, — заметил Спиридов, — почему это наши кони так устали?

— Время такое: осень, конь шерсть с себя гонит, в эту пору он завсегда слабеет; а и то сказать, путь немалый сделали, два дня, почитай, без передышки идем, а дорога какая: все горы да горы, грунт твердый, подъемы да спуски, есть отчего устать.

— К тому же и кормы плохие, — вмешался Пономарев, — сена нет, овес да саман, и того по малости, с чего же тут силе быть?

— Кабы не утреннее дело, мы бы могли днем передышку коням дать, попасли бы малость где, они бы и подбодрились, ну а после того, что случилось, нельзя время терять.

— Это верно.

— А знаете, братцы, чем я больше думаю, то больше меня забота берет. Дали мы маху большого, такого маху, что и сказать совестно, — после короткого молчания заговорил Дорошенко, обращаясь к ехавшим подле него Панфилову и Пономареву.

— В чем дело?

— А в том, братцы, что нам беспременно следовало стадо осмотреть. Сдается мне теперь, что там беспременно кто-то еще был, либо мальчонок, или девочка. Право, ну.

— Легко возможно, — задумчиво согласился Пономарев. — Как это никому из вас в голову не пришло?

— Затмило. Из-за мальчонка из-за этого жалость нас всех разобрала, вот мы и развесили губы.

— Известное дело, из-за него. Он нам все мысли перебил. Только о том и думу держали, кабы убрать его скорее с глаз долой, да и ехать подальше.

Спиридов, краем уха прислушивавшийся к разговору казаков, вмешался в их беседу:

— Неужели, Дорошенко, если бы вам довелось между баранами найти еще одного ребенка, вы и его бы убили?

— Это, ваше благородие, какой ребенок. Ежели бы мальчонок-подросток, тогда неминуемо грех на душу брать бы пришлось, с мальчонком ничего бы не поделали, а ежели бы девочка, ту убивать бы не стали, а взяли бы с собой на седло, да и провезли верст с десяток, а там бы и пустить можно бы было. Покуль бы она до своего аула добралась, мы бы за Тереком были.

Разговаривая таким образом, казаки приблизились к крутому спуску, по которому прихотливо извивалась узкая, усеянная мелким щебнем тропинка.

— Шамшин, — приказал Дорошенко, — ну-ка, братишка, на последах взлезь-ка на ту вершину, оттуда далеко видать, посмотри-ка, нет ли