Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

— Они искусственно добиваются того, что Египет получает естественным путем от разливов Нила, — заметил Птолемей. — Наверное, это особенность жарких краев. Однако удивительно, что ни в Тигре, ни в Евфрате не водятся крокодилы. Наверное, эти животные могут жить только в водах Нила.

Неарх не согласился:

— Вовсе нет. Я слышал кое-что от одного человека из Массалии[8], который плавал за Геркулесовы столбы вдоль африканского побережья до устья одной реки — туземцы называли ее Хрет. Эта река была полна крокодилов.

— За Геркулесовы столбы… — вздохнул Александр. — Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы увидеть весь мир!

И ему подумалось об Александре Эпирском и его неотомщенной смерти в землях Гесперии.

В последние дни пути их поход все больше превращался в парад, поскольку вдоль дороги толпами собирались жители, чтобы посмотреть на своего нового царя и поприветствовать его криками. Но все возможные чудеса и ожидания превзошло грандиозное зрелище, когда на горизонте, сверкая на солнце, поднялись стены, башни, пирамиды и сады самого знаменитого города в мире — Вавилона!

Город сам вышел навстречу молодому завоевателю, словно дивясь на сказочное явление. На десять стадиев вдоль дороги столпились тысячи юношей и девушек, которые бросали цветы перед конем Александра. Величественные ворота Иштар в сто футов высотой, украшенные эмалевыми изразцами с фигурами драконов и крылатых быков, с каждым шагом царя и его солдат, облаченных в лучшие доспехи, нависали как будто все более внушительно.

На башнях по обеим сторонам от ворот и на огромных стенах, таких толстых, что позволяли одновременно проехать двум квадригам, толпился народ, стремясь посмотреть на нового царя, который менее чем за два года три раза разбил персов и срыл до основания десятки хорошо укрепленных крепостей.

Жрецы и знать встретили Александра и сопроводили в святилище, дабы принести жертвы богу Мардуку, который обитал на вершине Эсагилы, грандиозного ступенчатого храма, возвышавшегося своей громадой посреди широкой священной площади. По ступеням, что вели с площадки на площадку, Александр вместе со своими полководцами на глазах у необъятной толпы поднялся до самого верха, где стояло золоченое ложе бога, его земная обитель.

С вершины этого сооружения царь смог обозреть впечатляющий вид величественной метрополии. Внизу простирался Вавилон со всеми своими чудесами и бесконечным поясом стен, тройным бастионом защищавших царский дворец и «летний дворец», расположенный в северной части города. Отсюда было видно, как курится фимиам в святилищах, усеивавших обширное городское пространство. Были хорошо различимы пересекавшиеся под прямым углом широкие прямые улицы и все главные магистрали, мощенные терракотовыми плитками. Каждая из главных улиц начиналась и заканчивалась у одних из двадцати пяти городских ворот с колоссальными створками, обитыми бронзой, золотом и серебром.

Город разделяла пополам река Евфрат; она сверкала золотой лентой от одной оконечности стен до другой, а по берегам ее зеленели сады со всевозможными экзотическими деревьями, населенные стаями разноцветных птиц.

За рекой, соединенные с западной частью города массивными каменными мостами, виднелись царские дворцы, чудесно отделанные керамическими изразцами с разноцветными эмалями, которые сияли под солнцем изображениями чудесных существ, сказочных пейзажей и сцен из древней мифологии Междуречья.

Поодаль от царского дворца возвышался великолепнейший комплекс во всей метрополии, считавшийся одним из самых впечатляющих чудес Ойкумены, — висячие сады.

Типично персидское понятие парадиза воплотилось в совершенно невыразительном месте с самым непригодным для жизни климатом, преобразив его в тенистый, усаженный деревьями парк. Все здесь было искусственным, все создано трудами изобретательных человеческих рук. Рассказывают, поведали Александру жрецы, что одна юная эламская царица, вышедшая замуж за Навуходоносора, страдала от тоски по своим родным лесистым горам, и тогда царь повелел создать для нее горы, поросшие тенистым лесом и прекрасными цветами. И вот архитекторы возвели ряд платформ одну над другой, и по мере возвышения платформы все уменьшались. Каждая из них устанавливалась на сотнях массивных каменных столбов, укрепленных в асфальте и соединенных изогнутыми арками, и те тоже укреплялись асфальтом, а на платформы наносили земли в таком количестве, чтобы дать возможность укорениться кустам и высоким деревьям, куда запустили стаи дневных и ночных птиц, которые начали вить там гнезда. Иных экзотических птиц, таких как павлины и фазаны, привезли с Кавказа и из далекой Индии. В садах были созданы ручьи и фонтаны с водой, которую хитроумные механизмы постоянно поднимали из Евфрата, с журчанием бежавшего у подножия этого чуда.

С виду это был холм, заросший пышным лесом, но там и сям проглядывали признаки человеческого труда — террасы и парапеты, скрытые среди вьющихся и ниспадающих растений, полных цветов и фруктов.

Александра взволновала мысль о том, что подобное чудо было создано по воле великого царя, чтобы развеять печаль своей царицы, рожденной в горных лесистых краях Элама. Ему подумалось о Барсине, заснувшей навеки на своей «башне молчания» посреди знойной пустыни Гавгамел.

— Небесные боги! — прошептал он, обведя взглядом сад. — Какое чудо!

И царские друзья изумленно взирали на город, тысячи лет считавшийся сердцем мира и «воротами бога», что и означало на местном языке само его название «Баб-Эль». Среди жилых кварталов, строений и дворцов открывались широкие зеленые пространства — огороды и сады, где спели всевозможные плоды, а по реке сновали десятки судов.

Некоторые, сплетенные из ивовых прутьев, под большим квадратным парусом, приплывали из дельты, где стояли самые древние города месопотамских мифов: Ур, Киш, Лагаш. Другие, круглые как корзины, обтянутые дубленой кожей, приходили с севера и привозили дары отдаленных земель — зеленой Армении, богатой дичью, лесом и драгоценными камнями.

Небо, вода и земля внутри городских стен, внушительного венка башен, способствовали созданию мира совершенной гармонии. И все же глаз Александра искал другого чуда, о котором он еще в детстве слышал от своего учителя Леонида, — Вавилонской башни, горы из камня и асфальта высотой в триста футов, на строительстве которой работали все народы земли.

Жрец указал на обширный, заросший сорной травой пустырь, совершенно заброшенный:

— Вон там стояла священная Этеменанки, башня, касавшаяся неба. Ее разрушила злоба персов после восстания, поднятого в царствование Ксеркса.

— Он же разрушил и наши храмы, когда вторгся в Грецию, — сказал Александр. — Но я выстрою ее заново, когда снова вернусь в Вавилон.

В тот же вечер царь устроил шумное пиршество. Были тысячи приглашенных. Подавались самые изысканные яства, самые пьянящие вина, перед пирующими танцевали самые прекрасные девушки на всем Востоке: индийские, кавказские, вавилонские, арабские, гирканские, сирийские, еврейские.