Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

Тридцать дней прошли в пирах, оргиях, кутежах. Солдаты, победившие на Гранике, при Иссе и Гавгамелах, взявшие Милет и Галикарнас, Тир и Газу и собиравшиеся в новый суровый поход, ни в чем не знали отказа.

Однажды вечером, когда Александр удалился в «летний дворец», чтобы насладиться прохладой, Пердикка попросил принять его.

Повязка на его груди еще скрывала рану, полученную на поле боя при Гавгамелах, а в глазах светилось странное выражение опьянения и печали одновременно.

И потому царь спросил его:

— Как твое здоровье, Пердикка?

— Хорошо, Александр.

— Ты хотел поговорить со мной.

— Да.

— И что же ты хочешь мне сказать?

— Твоя сестра, царица Клеопатра, уже больше года как овдовела.

— К сожалению.

— Я люблю ее. И всегда любил.

— Я знаю.

— Откуда? — с явным смущением спросил Пердикка.

— Знаю, и все.

— Я пришел попросить ее в жены. Александр ничего не ответил.

— Слишком дерзкая просьба, да? — спросил Пердикка со слезами в глазах. — Но я бы никогда не набрался мужества поговорить с тобой, если бы не выпил.

— «Чашу Геракла»?

— «Чашу Геракла», — кивнул Пердикка.

— Дело в том, что…

— Что? — спросил Пердикка с жалким испугом и застыл, разинув рот, в ожидании ответа.

— Что ее просил в жены и Птолемей.

— Ах!

— И Селевк.

— Оба… А больше никто?

— Никто, кроме Лисимаха, Гефестиона и… разумеется, тебя.

— А Парменион случаем не просил?

— Нет, он не просил.

— И то хорошо. А то бы у меня не осталось никакой надежды.

— Если хочешь правду, ты единственный из просивших, кто хочет жениться на любимой женщине, а не на сестре Александра, но этого недостаточно. Прошло слишком мало времени со смерти Александра Эпирского. В любом случае человек, который женится на ней, должен проявить себя самым достойным, готовым на любой риск, на любую жертву, перенести невообразимые лишения и страдания.

Пердикка достаточно протрезвел, чтобы почувствовать, что сейчас заплачет, и спросил:

— Но разве я не пошел на все это ради тебя?

— Не больше, чем твои товарищи. Но самое трудное еще впереди, друг мой. Через двадцать дней мы снова выступаем в поход — завоевывать эту державу и преследовать Дария до самой далекой провинции; а потом вернемся в этот город. И здесь я решу, кто из вас самый достойный. А сейчас иди, возьми какую-нибудь прекрасную девушку, коих здесь так много, и утешься с ней, ибо жизнь коротка.

Пердикка удалился, а Александр повернулся к широкому, заросшему цветами балкону, выходившему на город, на играющую тысячами лучей великую реку и сверкающее звездами небо.

Во время своего пребывания в Вавилоне Александр посвятил себя организации новых провинций и нового управления ими, а также корректировке планов на следующий год. Однажды вечером он созвал товарищей и весь военный совет в «летний дворец», где невыносимый зной немного смягчался дуновениями ветра, особенно на закате.

— Я хочу поделиться своими планами, — начал царь. — В первый год нашего похода я решил захватить все порты, чтобы отсечь персидский флот от нашего моря и воспрепятствовать его встречному вторжению в Македонию. Теперь мы займем все столицы Персидской державы, дабы стало ясно, что царствование Дария закончилось и все его владения теперь в наших руках. Вавилон уже наш; на очереди Сузы, Экбатаны, Пасаргады и Персеполь. Дарию ничего не останется, как бежать в самые отдаленные восточные области, но мы последуем за ним и туда. Есть еще одна причина для захвата столиц — деньги. Все сокровища Дария собраны в столицах. С этим безграничным богатством мы сможем помочь Антипатру, которому приходится в Греции сражаться со спартанцами. Кроме того, он ежедневно видится с моей матерью, что, возможно, еще тяжелее.

Все рассмеялись, и даже Перитас, тоже присутствовавший на совете, шумно залаял.

— Кроме того, мы сможем еще набрать наемников и экипировать новых призывников, которые должны скоро прибыть. Парменион с греческими союзниками, тремя фалангами, отрядом гетайров, обозами и осадными машинами отправится на север. Он дойдет до царской дороги и оттуда двинется на Персеполь. А мы с остальным войском поднимемся в горы, чтобы занять перевалы и очистить территорию от персидских гарнизонов. Будет нелегко: в горах уже выпал снег. Поэтому развлекайтесь, пока возможно, и набирайтесь сил, так как дело предстоит нешуточное.

Когда все разошлись, к царю явился Евмолп из Сол, и Александр поскорее схватил зарычавшего Перитаса за ошейник.

— Я озаботился принять меры согласно твоим пожеланиям, мой государь, — начал Евмолп. — Я послал моего человека в Сузы проследить за тем, чтобы царские сокровища не улетучились. Насколько мне известно, речь идет о тридцати тысячах талантов серебра в монетах и слитках, а, кроме того, обо всех эти драгоценностях, что украшают дворец. Юношу, которого я послал, зовут Аристоксен. Он знает свое дело. Если ему понадобится связаться с тобой, он воспользуется обычным паролем.

— Дрозд на вертеле. — Александр покачал головой. — Мне кажется, пришло время его сменить. Теперь уже нет таких страшных опасностей, чтобы оставалась необходимость в столь дурацком пароле.

— Поздно, мой государь. Аристоксен несколько дней как в пути. Оставим на следующий раз.

Александр вздохнул. Ему пришлось удерживать Перитаса, пока Евмолп бесшумной поступью удалялся по извилистым коридорам дворца.

Незадолго до отбытия Евмен забрал из царских сундуков деньги, но сокровища оставил под присмотром Гарпала, одного из своих сотрудников, что приехал из Македонии. Гарпал не мог сражаться, так как был хром, но за время похода он заслужил уважение своими способностями к ведению хозяйства. Кроме того, Александр хорошо его знал, поскольку мальчиком тот часто заходил во дворец в Пелле, хотя из-за своего увечья никогда не принимал участия в забавах царевича и его друзей.

— Гарпал должен справиться, — сказал царь. — Мне кажется, он знает свое дело.

— Я тоже так думаю, — ответил Евмен. — Он всегда был молодцом.

Они выступили к концу осени и поднялись по Паситигрису, притоку Тигра, стекавшему с Эламских гор. Александр оставил Мазея сатрапом Вавилонии и придал ему македонский гарнизон, чтобы обеспечить безопасность провинции и спокойствие в ней. Здешний пейзаж отличался необычайной красотой; местность изобиловала зеленеющими лугами, на которых паслись отары овец, стада коров и табуны коней. Затем луга сменились садами, где зрели всевозможные фрукты, в том числе чудесные персики с бархатистой кожицей и сочной мякотью. К сожалению, этого фрукта отведать не удалось, так как был не сезон, но зато не было недостатка в высушенных на солнце плодах — фигах и сливах.