В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

– На уток, товарищ Назимов, на диких уток.

– Вы составили список свидетелей происшествия?

– Кроме племянника, ни одного свидетеля не было. Надо его опросить?

– Племянник уже дал показания, собственноручно в письменной форме… – сухо сообщил Назимов. – Настоятельно прошу вас, дорогой товарищ Фаталиев, в будущем, во избежание недоразумений, предоставлять мне сведения о таких серьезных происшествиях своевременно.

Фаталиев в ответ молча кивнул головой. Вид у него был растерянный. Повисла долгая пауза, потом Назимов встал, давая понять участникам расследования, что вопросов у него к ним не осталось.

Он попрощался, обменявшись рукопожатием не только с Фаталиевым, но почему-то и с Сеймуром. Перед тем как уйти, Назимов подошел к Алби, который насторожился при его приближении, но не зарычал.

– Сразу видно – славный песик! Как сказал товарищ Дзержинский на слете передовиков-пограничников, собака – верный друг человека, – одобрительно повторил Назимов слова Дзержинского, упорно не замечая запачканную кровью повязку на бедре друга человека. – Как зовут собачку?

– Алби, – сказал Сеймур.

– Алби. Интересно. Это что, сокращенно от Альбиона? От туманного Альбиона. В честь Великобритании?

– Не совсем, – опередив Сеймура, осторожно объяснил Фаталиев. – Кличка в память небольшого города Алби во Франции. Там мэр города – коммунист.

– Это правильно, товарищ Фаталиев, – продолжил Назимов, не отходя от Алби, – что вы разрешили завести при кочегарке служебную собаку. Но хорошее дело надо доводить до конца. Поэтому обратитесь, пожалуйста, от моего имени к директору совхоза, пусть он обеспечит собаку Алби довольствием наряду с другими сторожевыми собаками совхоза.

Алби глухо заворчал, но Назимов пожелал истолковать это как проявление благодарности.

– Все-таки очень умная собака, – сказал он и в сопровождении Фаталиева вышел из кочегарки.

Сеймур пошел провожать Фаталиева.

– Должен вам признаться, я ничего не понял, – сказал Сеймур.

Прежде чем заговорить, Фаталиев по привычке оглянулся по сторонам:

– Это потому, что вам ничего неизвестно об отношении товарища Назимова к Самандару Калантарлы. Я вам кое-что расскажу, но, надеюсь, все это останется между нами, – он говорил громким шепотом. – Назимов терпеть не может Самандара и откровенно презирает его еще с тех пор, когда Самандар работал в органах. В то время Самандар был начальником закрытого лагеря строгого режима под Кировабадом. В основном там содержались бывшие чекисты и бывшие работники милиции и прокуратуры. Как стало известно позже, Самандар в течении трех лет занимался самоуправством, за малейшую провинность собственноручно истязал заключенных. Ему не только все сходило рук, за семь лет службы ему дважды объявляли благодарность. Он вошел во вкус и незаконно застрелил оскорбившего лично его заключенного, якобы при попытке к бегству. Дело получило огласку, и Самандара отстранили от занимаемой должности.

– Все это произошло после того, как расстреляли товарища Берию?

– Бывшего товарища Берию. До того. Мне рассказывали, что, давая показания офицерскому суду чести в центральном аппарате МГБ, Самандар свои действия объяснял желанием укрепить дисциплину, полностью расшатавшуюся при прежнем руководстве. Его лишили звания майора, и он с позором был изгнан из органов безопасности. Вот и всё. Самандар оказался в Амбуране председателем сельсовета только благодаря родству с Афрасиабом Куткашенлы, который возглавляет наш район.

– А Назимову известно, что здесь вытворяет Самандар?

– Товарищу Назимову известно все! – многозначительно сказал Фаталиев. – Но против Самандара он бессилен. Самандар политически подкован, неоднократно доказывал преданность партии. И самое главное, первый секретарь Сталинского райкома партии товарищ Куткашенлы женат на сестре Самандара. Он всеми уважаемый и очень влиятельный человек в республике.

– Согласен. Товарищ Назимов, похоже, доволен ухудшением здоровья Самандара, в конце концов, я сделал то, что хотелось бы сделать ему. Но с какой стати товарищ Назимов сделал вид, что поверил в историю с охотой? Ведь арестовав меня, товарищ Назимов мог бы получить удовольствие еще и от выполнения служебного долга.

– Не все так просто, не все так просто. Я все время над этим думаю, – признался Фаталиев. – Товарищ Назимов всегда был законником. Согласен, сегодня он повел себя странно.

Все это действительно выглядело странно и необъяснимо, и Сеймур вдруг подумал, что, может быть, где-то далеко от шафранного совхоза происходят некие события, о которых здесь ни Фаталиеву, ни ему ничего неизвестно.

– Как в Тайшете, – вслух подумал Сеймур.

– Что в Тайшете? – переспросил Фаталиев.

– Там тоже иногда происходило нечто необычное, – туманно пояснил Сеймур.

На прощание Фаталиев сказал Сеймуру, что прежде всего он зайдет к директору совхоза, чтобы передать пожелание Назимова об официальном выделении продовольственного пайка и ошейника служебной собаке по кличке Алби.

Вернувшись в кочегарку, Сеймур поздравил «служебную» собаку с переходом на казенное довольствие, а затем включил радио. Из Москвы передавали последние известия. То, что услышал Сеймур, показалось ему невероятным: «В Баку в клубе имени Дзержинского сегодня начался судебный процесс по делу бывшего Первого секретаря Центрального комитета компартии Азербайджана Мир Джафара Багирова. Государственным обвинителем на суде выступает товарищ Руденко».

Он не мог усидеть в кочегарке и в надежде что-то узнать отправился к Фаталиеву. Сообщение Сеймура Фаталиева расстроило:

– В Азербайджане все очень удивились, когда его без всяких объяснений сняли с работы, а теперь… Вы не ошиблись, вы сами слышали, что товарища Багирова судят?

– Нет, конечно, не ошибся.

– Непонятная история, непонятная с начала до конца. На своем посту он сделал для страны столько хорошего.

Все, что было сделано во время в войны в Азербайджане, – это его заслуга, а теперь судят! – Фаталиев был потрясен и не скрывал этого.

– Его сын в Баку живет? Меня с ним в один день провожали на фронт.

– С войны он не вернулся. Сообщили, что он геройски погиб на фронте… Значит, Багирова судят? Невероятно! Теперь я понимаю, чем сегодня был так расстроен товарищ Назимов.

– Вы давно знакомы с Назимовым?

– Шесть лет. Мы познакомились шесть лет назад, когда совхоз наводнили крысы. Тысячи крыс кишели на полях, они пожирали все, что им на пути попадалось, съедали побеги и цветы, выкапывали луковицы шафрана. Руководство района обращалось за помощью в Министерство сельского хозяйства, в республиканскую санэпидстанцию. Специалисты приезжали, изучали обстановку, что-то каждый раз делали, но результатов от их деятельности не было. Крыс травили ядом, ставили десятки капканов, а их становилось еще больше. От посевов шафрана в тот год ничего не осталось. Это было невиданное бедствие, катастрофа. Единственное в Советском Союзе шафранное хозяйство безнадежно гибло на глазах. А для меня это была личная трагедия, рушилось дело всей моей жизни. Тогда я написал письмо руководству органов безопасности. Кроме меня, никто не согласился его подписать, отговаривали и меня. Я поехал в город и там передал его дежурному у входа. На следующий день приехал товарищ Назимов. Так мы познакомились. Он вместе со мной походил по полям и уехал. А еще через два дня на нескольких автобусах приехали люди не то в комбинезонах, не то в скафандрах. Судя по всему, военные, целый полк. Они эвакуировали с территории всех работников, даже сторожевых собак заперли в здании, и приступили к обработке полей. Скажу вам, зрелище очень неприятное! Что они там делали, не знаю, могу только сказать, что ядохимикаты они не употребляли. Команда из двенадцати человек, с виду на бронированных машинах, работала всего три дня. Это при том, что площадь полей составляет почти сто гектаров. Крысы выскакивали из нор и в судорогах умирали на поверхности. Свыше двухсот тысяч дохлых крыс. В тот же день их всех до одной собрали люди в защитных костюмах и увезли в закрытых контейнерах. Товарищ Назимов сказал мне, что это новейшее экспериментальное оружие. Решили вначале испытать его на крысах. Прошло шесть лет, хозяйство полностью восстановилось, а на всей территории совхоза невозможно найти ни одной крысы. Всё благодаря Назимову. Вот тогда-то он официально был назначен куратором нашего поселка. Я всю жизнь буду благодарен ему и его организации. Я вам говорю со знанием дела: если бы не то письмо, единственный шафранный совхоз давно прекратил бы свое существование.