Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский

было спешить в Эшбахт. Дел у них было по горло.

Глава 13

Дома он только с коня слез, как увидал женщину во дворе, она воду несла. Не из его крестьян, но, видно, из простых. Женщина, как его увидала, так ведро поставила и кланяться стала. И смотреть на него странно, вроде, улыбалась ему, а вроде, и стеснялась.

— А это кто? — спросил он у Ёгана, кивнув на женщину.

— А, приехали два дня назад эта госпожа и ее детей трое, говорит, что сестра ваша, говорит, что вы ее пригласили.

Волков сначала растерялся, сначала и не знал, что делать, постоял в растерянности, но глаз от приезжей не отводил. И не понимал, что с ним происходит, женщину эту он видел первый раз, простая, заезженная тяжелой жизнью. Первый раз он ее видел, а сердце сжалось так, что дыхание перехватило. Неужели это его сестра?

Нет, не помнил он ее совсем. С другой стороны, он и мать свою уже не мог вспомнить. Иногда, ложась ночью в постель, пытался, но лицо матери так и не явилось ему. Отца еще вспоминал, тот был большой, сильный, бородатый, дом отлично помнил. А мать не мог. И сестер толком не мог вспомнить, помнил двух маленьких девочек, что носили белые платья. Неужели это одна из них? Нет, не узнавал он в ней ничего. В этой усталой и худощавой женщине ну никак он не мог узнать ребенка в белом платьице. А женщина так и стояла все с той же улыбкой вымученной, руки на животе сложив, ладони от волнения сжав.

Наконец, кавалер сдал к ней несколько шагов и спросил:

— Добрый день, как вас зовут?

— Тереза Видль, господин, — отвечала женщина срывающимся голосом.

— Урожденная?..

— Фолькоф, господин.

— Фолькоф? — как бы уточнял Волков.

— Да, но матушка все время говорила нам, что наш батюшка был шкипер, родом он был из восточных земель, настоящая фамилия Волков, — торопясь рассказывала женщина.

— А меня вы помните? — медленно, словно боялся вспугнуть ее, спрашивал кавалер.

— Нет, не очень… — женщина стала мять руки от неловкости. — Но матушка говорила, что вы ушли на заработки и когда вернетесь, то у нас будет вдоволь хлеба и не дадите нас никому в обиду.

— У вас была нелегкая жизнь?

— Нелегкая, господин, — говорила она, — особенно как у нас забрали дом. Так пришлось нам с матушкой жить на кухне трактира несколько лет. Ели мы то, что оставалось от посетителей, мыли трактир каждый день.

— Дом? А помните, где был ваш… Наш дом? — спросил Волков.

Он прекрасно помнил свой дом до сих пор.

— Да, господин, дом был между церковью Воскрешения Господня и мостом Медников.

Да, там их дом и стоял. Волков вдруг почувствовал неудержимой желание обнять эту женщину, обнял и почувствовал, как худа спина его сестры, как костлявы плечи и ключицы. Как тонки ее руки.

Видно, давно она не ела досыта.

Наконец, он оторвался от нее и увидал, как слезы текут по ее лицу. Он сам вытер ей их своей рукой.

— Пойдемте, сестра, — сказал он, — я хочу поглядеть на своих племянников. Они в доме?

— Да, господин, — сказал Тереза и подняла ведро с земли.

Волков остановился, забрал у нее ведро:

— Отныне вы не будете носить ведра.

Он взял ее за руку и повел в дом, а ведро нес сам.

Хилли и Вилли несли за ним мешки с серебром, а за ними уже шел и брат Семион, и Сыч, и Максимилиан, и Ёган.

Дома за столом сидели три ребенка: мальчик лет тринадцати и две девочки одиннадцати и семи лет на вид. Брунхильда по-домашнему, в одной нижней рубахе, вертелась у зеркала, а служанка Мария у очага.

— Дети, встаньте, — поспешно сказала Тереза, — это ваш дядя, господин Фолькоф.

— Ах, наконец-то! — воскликнула красавица с негодованием, увидев его. — Отчего вы не сказал мне, что едете в город?

— Я ездил по делам, — строго ответил он ей, усаживаясь в свое кресло, что стояло во главе стола. Он отвязал меч, положил его на стол и наделся, что разговор на этом закончен.

— Мне тоже нужно было по делам, — нет, Брунхильде еще было, что сказать. — Вы не знаете того, но граф будет тут в субботу. А меня нет нового платья! Мне нужно пройтись по лавкам!

— Да? — тут Волков удивился. — Граф будет к нам в гости?

— Он сказал, что у него к вам важное дело.

— Ладно, ладно, — Волков сделал знак рукой, мол, помолчи. — Потом поговорим.

Теперь он сделал другой знак рукой. Теперь он подзывал к себе детей.

— Идите к господину, — подталкивала детей его сестра.

Те робели и кланялись, но Тереза не успокаивались, первым вытолкнула к нему мальчика.

— Как тебя звать? — спросил его Волков.

— Бруно, господин, — негромко ответил мальчик.

— Фамилию скажи.

— Дейснер, господин.

— Что умеешь?

— Ничего особенного, господин, — робея, произнес мальчик.

— Он был разносчиком в трактире, — сказала сестра Тереза.

— Грамотен? — Волков был заметно разочарован. Разносчик — худшая из всех профессий, дело сугубо холопское.

— Нет, господин, — отвечал юноша.

Волков протянул ему руку и тот сразу ее поцеловал с поклоном.

Затем к нему подошла девочка, что постарше:

— Урсула Видль, — она поклонилась. Кажется, она была умненькой, говорила хорошо, не робея. — Работала при матушке. Со столов убирала. Могу и с другой работой управится, если научат.

Он протянул ей для поцелуя руку. Она поцеловала руку и поклонилась. А он поманил рукой самую младшую:

— Ну, а ты кто?

— Катарина Видль, — сказала самая младшая. Она, кажется, боялась его меньше всех, она улыбалась ему.

— И чем же занималась ты?

— Я маме помогла, — сказал девочка, все еще улыбаясь. — Посуду мыла или тарелки какие-нибудь. Или еще что по работе маминой.

— Или тарелки какие-нибудь? — усмехался Волков. — А меня ты не боишься, кажется?

— Нет, не боюсь. Мама говорила, что вы добрый человек, раз нас нашли, еще она говорила, что у вас всего много, вон, какое у вас хозяйство. И еды, и бобов, и хлеба у нас теперь будет в достатке. Может, и спать будем не на полу, а то на полу зимой очень холодно.

Он опять усмехнулся, как это ни странно, ему даже захотелось обнять эту девочку, но он постеснялся, только протянул ей руку для поцелуя.

Девочка звонко чмокнула руку, чем вызвала у всех улыбки. И низко и быстро поклонилась.

— Юные госпожи не кланяются, — улыбаясь, сказал кавалер. — Разве ты не знала, Катарина?

— Не кланяются? — удивилась девочка.

— Нет, госпожи делают книксен, — Волков указал на Брунхильду, которая уже оделась