Месть розы - Николь Галланд

— Благодарю вас, сир. Буду носить его с честью и обещаю вернуть в целости и сохранности.

— О нет, — с великолепной небрежностью ответил Конрад, поглаживая своего пса. — Это подарок. Шлем твой.

В разных концах зала раздались жидкие, завистливые аплодисменты. Конрад славился своей нарочитой щедростью, но обычно она распространялась на придворных. Что это за безземельный человек из приграничья, с первого взгляда удостоившийся такой чести?

А безземельный человек из приграничья, донельзя смущенный, бросил взгляд вниз и увидел, как Жуглет кивнул, коротко и твердо. Виллем перевел взгляд на Конрада и сказал растроганно:

— Господь да вознаградит вас, сир.

— Если ты и вполовину заслуживаешь той рыцарской славы, которая о тебе идет, я уже вознагражден, — ответил Конрад и добавил, явно смягчившись: — Жуглет, ты хорошо сделал, приведя его сюда.

Музыкант, стоя у подножия помоста, с огромным удовлетворением смотрел на Виллема. Теперь у его друга был шлем, а Конрад, полагая, что Виллем нуждался в том, чтобы приобрести его, считал, что у него в руках купчая.

Кардинал Павел, совсем недавно выразивший Виллему сочувствие, устремил на менестреля испепеляющий взгляд, который тот проигнорировал.

Виллем решил, что эти нюансы придворной вражды выше его понимания, так что не стоит и пытаться расшифровать их.

Маркусу просигналили с кухни, и он подал Конраду знак, что трапеза вскоре начнется. Император столкнул гончую с колен, поднялся, и вслед за ним все присутствующие потянулись в ту часть зала, где вдоль стены выстроились в ряд мальчики с тазиками, полными насыщенной ароматом роз воды. Рядом с каждым мальчиком стояла девочка с надушенным льняным полотенцем.

Больше всего Виллема поразили грандиозность и размах происходящего: мальчиков и девочек, помогавших мыть руки, было гораздо больше, чем у него вообще слуг. Размеры самого зала казались скромными по сравнению с внешними габаритами крепости, и все же он был больше, чем любой виденный Виллемом прежде. А как богато он был украшен! На сводчатом оштукатуренном потолке красовался герб империи, все четыре стены покрывали фрески. Вдоль обеих длинных сторон зала тянулись ряды окон, распахнутых, чтобы впустить больше летнего света и воздуха. Выглянув в окна с восточной стороны, можно было увидеть лишь казавшийся поразительно маленьким и замкнутым внутренний двор, огороженный стенами других крыльев замка, выстроенных, как и весь он, из красного песчаника.

Сейчас здесь находились больше ста человек, все роскошно одетые в зеленое, красное и желтое, с отделкой из меха и украшениями из драгоценных камней. И все они знали — или, по крайней мере, делали вид, — как нужно вести себя за королевским столом. Линор или Эрик в своих нарядах были бы здесь уместнее, чем скромно одетый Виллем. Некоторые из присутствующих выглядели как сановники высокого ранга, другие — как местные сеньоры, третьи — как бывалые рыцари, выполнявшие роль королевских телохранителей. Очень немногие явились сюда в сопровождении дам, сидевших в дальнем конце зала, рядом со слугами. Куртуазное ухаживание явно не входило в планы сегодняшнего вечера, что обрадовало Виллема.

Несмотря на то что сам Конрад встретил его более чем радушно, Виллема поразило, что общая атмосфера отличалась холодностью и суровостью, совершенно нехарактерной для праздничных собраний в Бургундии. Все в зале бросали на него оценивающие, завистливые, даже отчасти возмущенные взгляды. Это заставляло робеть и одновременно странным образом бодрило. Он без ложной скромности понимал, что выглядит лучше большинства и, уж по крайней мере, моложе. Однако даже самое дорогое его одеяние тускнело по сравнению с блеском и мишурой этого вечера. Завтра же нужно будет спросить Жуглета, где в городе можно приобрести в долг ткань получше.

Когда Альфонс вымыл руки и вернулся к столу на помосте, Конрад одарил его многозначительным взглядом и жестом велел занять место в конце стола, там, где прежде сидел Виллем. Граф недовольно нахмурился, но с поклоном подчинился.

Когда же к помосту вернулся Виллем, изо всех сил стараясь не разевать рот при виде прекрасных тканых скатертей и изысканных столовых приборов, как по мановению волшебной палочки возникших на столах, пока все мыли руки, оставалось лишь одно свободное место. В итоге он очутился справа от короля, что было отмечено всеми.

Сидевший в дальнем конце зала Жуглет явно пребывал в восторге. Эрик, чуть не прыская в плечо менестрелю, подмигнул Виллему, подбадривая его. Тот почувствовал легкий укол ревности при мысли о том, как быстро и легко эти двое сошлись за один только сегодняшний день. Возможно, со стороны Жуглета это был рассчитанный ход с целью завоевать расположение Эрика, что, однако, не мешало им выглядеть так, будто настроение у них, в отличие от Виллема, прекрасное.

Трубный звук возвестил о первой смене блюд. В зале притихли. Поднялся Павел и длинно, высокопарно благословил трапезу. Маркус, стоя между королем и его братом, пробовал все, что ставили перед ними. Человек, обычно не склонный к фантазиям, он воображал, будто таким образом оберегает жизнь Имоджин.

На протяжении нескольких первых смен блюд — вишни, острый сырный суп, тушеная капуста, миноги, жареная цапля в чесночном соусе — Виллем следил только за своими манерами, стараясь во всем подражать сидящему рядом графу Луза: держал бокал за ножку, чтобы не измазать жиром покрытые эмалью стенки, и после каждой смены блюд мыл руки, для чего между обедающими сновали мальчики с тазиками розовой воды. Говорил он мало, фактически лишь благодарил женщину-служанку, подливавшую ему вина. Зато внимательно слушал.

И в результате едва не лишился аппетита: все вокруг, даже Конрад, только и говорили, что о предстоящем турнире, но таким тоном, словно это петушиный бой или просто спортивное состязание. Многие заключали пари, кто кого сбросит с коня и когда именно это произойдет. Остальные в основном прохаживались на счет отсутствующих рыцарей, преимущественно фламандцев и французов. Насмешки практически не касались их искусства верховой езды или манер. Нет, это были недостойные, низкие оскорбления: форма носа того, покрытое оспинками лицо другого, заикание третьего, длинные зубы четвертого и отсутствие — или, напротив, наличие — мужественности у тех или иных рыцарей. Верхом всего оказались шокирующие замечания относительно дам высокого происхождения.

Единственным человеком, испытывающим отвращение к общей атмосфере этих разговоров, казался кардинал Павел, и по этой причине Виллем проникся к нему теплыми чувствами. Однако его энтузиазм заметно поубавился, когда стало ясно, что Павел категорически против любых турниров, где бы и кем они ни организовывались. Дома у Виллема турнирам уделялось почти столько же внимания, сколько и вопросам веры, однако там обсуждались прежде всего технические приемы и проблема дисциплины, то есть то, что способствует успеху дела. Именно во время этих разговоров Линор, в тех редких случаях, когда ей удавалось добиться разрешения присутствовать за общим столом, усвоила основные термины и получила представление о стратегии турнирных сражений.