Убежище 3/9 - Анна Старобинец

– Так почему же они не выходят? – недоуменно спросила барашек.

– Дак а как же ж они выйдуть? – удивилась бабка. – Без света-то? Да и кресла-то ведь по тросу-то без света не ездюют.

– Вы хотите сказать, что мой ребенок… что наши дети сидят там… висят там в темноте? Просто висят там в этих ваших дурацких креслах в темноте, и никто ничего не предпринимает?

– Да, да, не волнуйтеся, сидят тама себе спокойно. Ждуть, пока свет починють.

– Спокойно?! – задохнулась от возмущения барашек и заголосила пронзительно:

– Дети! В темноте! Дети одни в темноте! А вы… А вы! Чтобы вам так же! Чтобы ваших детей так же! Немедленно вызывайте команду спасателей! Вызывайте милицию! У меня там ребенок! Да что ж это такое!

Бабка покосилась на даму с опаской, неодобрительно покачала головой и снова погрузилась в изучение асфальта.

– Ну где у них тут спасатели? – всхлипнула барашек.

– Да не волнуйтесь вы так, – с отвращением погладила ее по руке женщина с акселератом на плечах. – Ну зачем вам спасатели? Их же там не в заложники взяли…

– В заложники, вот именно в заложники! – снова оживилась барашек. – Нам тут ничего не видно. Мы тут ничего не знаем. Мы совершенно не знаем, что там происходит! Пустите меня! – барашек резко рванулась вперед и попыталась оттолкнуть билетершу от входа в Пещеру. – Пустите меня туда!

– Не имею права, – ответила бабка и уперлась всем телом. – Да успокойся ты, полоумная, прости Господи!

– Это я полоумная? – взревела барашек и дернула билетершу за блестящие желтые волосы.

Куцый, дешевенький бабкин парик остался в ее руке.

– Ой, – тихо сказала барашек и разжала пальцы.

– Не, ну женщина, ну вы совсем, что ли? – заступился кто-то за билетершу. – Верните бабуле волосы.

– Да не нужны мне совсем ее волосы… – стушевалась барашек. – Я к ребенку хочу пройти… Или чтобы она вызвала спасателей…

– Ну не могу я никого вызвать, ну не могу, ну, – заныла билетерша, подняла с земли свой парик и нахлобучила его на лысую голову. В синтетической прическе застряли кусочки семечной шелухи.

– Почему не можете?

– Да потому что я тута билеты просто проверяю на входе. Я тута вообще никто!

– А кто тут кто? Ну-ка, кто тут кто? – закудахтала дама с кудряшками. – Позовите мне тогда того, кто тут кто!

– Тот Кто с вами говорить не станет, – странно огрызнулась старуха.

Из Пещеры вынырнул низкорослый таджик в синей спецовке. Подошел к билетерше и тихо что-то забубнил. Старуха несколько раз кивнула.

– Ну что? Что там? – забеспокоились в толпе.

– Да усе в порядке, я же ж вам говорила. Починили свет. Все выйдуть сейчас.

Через минуту дети начали выходить из пещеры. Вид у них был немного озадаченный – но совсем не испуганный. Родители подбегали к своим чадам, гладили их по голове, прижимали к груди.

Наконец вышли все. Дети потащили родителей к палаткам с ход-догами и минералкой, к лоткам со сладкой ватой, к другим, исправным, аттракционам Чудо-града. Через пару минут толпа у входа в Пещеру рассосалась. Осталась лишь бабка-билетерша, барашек – она держала на руках конопатую девочку с кукольными льняными локонами и нервно всхлипывала от радости – и еще какая-то женщина с грустным лицом.

– Простите, – нерешительно обратилась к билетерше женщина. – Там еще должен был быть мальчик… мой сын… он почему-то так и не вышел…

– Не может быть, – неприязненно отозвалась билетерша. – Усе вышли, женщина. Сколько ему лет, мальчику-то?

– Семь.

– Поищите получше, женщина. Небось вышел и сразу убег куда-нибудь.

– Нет, он… Он не мог убежать…

Конопатая девочка завертелась на руках у барашка, оглядываясь на женщину. Потом быстро-быстро зашептала что-то на ухо матери. Барашек изменилась в лице, поставила дочь на землю, в свою очередь быстро заговорила.

– Нет, я не выдумываю! Не выдумываю! – громко возмутилась девочка и даже притопнула ножкой для убедительности.

Барашек взяла ее за руку и подвела поближе к билетерше и растерянной женщине.

– Скажи им, Катя. Только, я тебя умоляю, если ты все это просто придумала…

– Я там… мы там катались… и я там сидела, – уставившись себе под ноги, затараторила Катя. – Мы там сидели вместе с тем мальчиком, который… ну, то есть это, наверное, ваш мальчик… мы там ехали в этом кресле… нас было трое: я, он и еще одна девочка, она уже ушла с папой, я видела…

– Катя, не отвлекайся, рассказывай нормально, – вмешалась мать.

– …Ну вот… мы там ехали, а потом погасили свет… все выключилось… и… и мы стали просто висеть… и раскачиваться… ну, мы просто так сами раскачивались, для смеха… и… там у них что-то сверху хлопнуло… и отвалилось… и… и… там было темно, я не знаю… он… он, наверное, хотел посмотреть, что там такое, и… он, кажется, выпал… он упал… вниз… – девочка подняла наконец на слушателей свои большие светло-карие глаза и захлопала длинными ресницами.

– Гос-споди! Господи-господи! – прошептала билетерша и кинулась в Пещеру. Мать пропавшего мальчика и барашек с дочерью побежали следом.

Засеменив было по узкому, оклеенному фальшивыми пенопластовыми сталактитами коридору вперед, к пустым красным сиденьям, старуха вдруг на полпути остановилась, на секунду задумалась – и побежала обратно. Длинным железным ключом она отперла незаметную дверь в стене, у самого входа в Пещеру. Они спустились вниз по скрипучим деревянным ступенькам – в какое-то темное, захламленное подсобное помещение.

Барашек задрала голову: наверху, освещенные тусклыми электрическими лампами, мрачно чернели тросы. Красные пластмассовые кресла с легким скрипом покачивались на них – туда-сюда, туда-сюда…

Билетерша нашарила на стене выключатель, щелкнула. В помещении стало светло. Там были свалены какие-то грязные деревяшки и балки, поломанные кресла, ржавые крюки, гномы, мертвецы и русалки с потрескавшейся от времени краской. Мальчик лежал в центре комнаты, уткнувшись головой в железную сваю. По дощатому полу растеклась – продолжала растекаться – большая кровавая клякса.

– Гос-споди, да что ж это?.. – тупо изумилась билетерша.

– Вызовите скорую, – мрачно и немного злорадно приказала барашек.

– Да-да. Сейчас вызовем, – покорно ответила старуха.

Первый луч солнца просочился через щель в ставне, прополз по бревенчатому полу. Ярко-лимонной полоской пересек неподвижное лицо Костяной, выхватив из темноты седой клок волос на виске и вытаращенный глаз с огромным черным зрачком.

Реагируя на свет, зрачок медленно, неохотно сузился.

Костяная обычно спала на спине, с открытыми глазами. На нормальной кровати она спать не могла – у нее была больная спина, и она знала, что с такой спиной можно спать только на очень жесткой поверхности. Так что вместо кровати она использовала что-то вроде продолговатого деревянного ящика. Он стоял на четырех чугунных подпорочках. Матраса в нем не было. И подушки тоже. Зато в дне было вырублено большое овальное отверстие – в него она, кряхтя и охая, просовывала свой огромный горб перед сном.