Дом ужасов - Дин Кунц

Мама всегда вставала первой. Каждый день ходила к мессе, даже когда болела, даже когда мучилась от похмелья. Летом, во время школьных каникул, она считала, что Эми и Джой тоже должны ходить на службу и причащаться так же часто, как и она.

В утро того майского понедельника Эми, однако, лежала в кровати, слушая, как мать ходит по дому, потом прошла в гараж, который находился прямо под ее спальней. «Тойота» завелась со второго раза, потом начала подниматься автоматическая гаражная дверь, дошла до упора с ударом, от которого задребезжали оконные стекла.

После отъезда матери Эми выбралась из кровати, приняла душ, оделась для школы и спустилась на кухню. Отец и Джой уже заканчивали завтрак из поджаренных в тостере оладий и апельсинового сока.

— Что-то ты этим утром припозднилась, — заметил отец. — Быстренько принимайся за еду. Мы уезжаем через пять минут.

— Утро такое чудесное, — ответила Эми. — Пожалуй, я пойду в школу пешком.

— Ты уверена, что успеешь?

— Да. Времени предостаточно.

— Я тоже, — примкнул к сестре Джой. — Я хочу прогуляться с Эми.

— Начальная школа в три раза дальше средней, — покачал головой Пол Харпер. — Когда ты доберешься туда, ноги у тебя сотрутся до колен.

— Нет, — качнул головой Джой. — Все будет в порядке. Я парень крепкий и тренированный.

— Возможно, так оно и есть, — не стал спорить Пол Харпер, — но ты поедешь со мной.

— Никакой личной свободы, — вздохнул Джой.

— Бах. — Эми нацелила на него палец.

Джой улыбнулся.

— Поднимайся из-за стола, парень, — отец потрепал Джоя по волосам. — Нам пора.

Эми постояла у окна гостиной, наблюдая, как мужчина и мальчик отъезжают от дома в семейном «Понтиаке».

Отцу она солгала. Она не собиралась идти в школу пешком. Собственно, в этот день она вообще не собиралась идти в школу.

Вернулась на кухню, сварила кофе, налила себе кружку. Потом села за кухонный стол, чтобы дождаться возвращения матери.

Поздно вечером, ворочаясь в кровати, раздумывая над тем, как лучше всего признаться, она решила, что первой скажет матери. Если бы Эми усадила их рядком и одновременно рассказала о случившемся, мать могла отреагировать так, чтобы произвести впечатление не только на дочь, но и на мужа. Могла бы повести себя даже более жестко, чем при разговоре один на один. Эми также знала, что не может обратиться только к отцу. Выглядело бы это как попытка вбить клин между отцом и матерью, превратить его в союзника. Если бы мать восприняла ситуацию таким образом, уговорить ее пойти навстречу дочери стало бы в два раза сложнее. Но, сказав матери первой, выказав ей тем самым максимальное доверие, Эми надеялась повысить свои шансы получить разрешение на столь необходимый ей аборт.

Она допила кофе, налила себе вторую кружку, почти допила и ее.

Кухонные часы тикали все громче и громче, пока наконец не превратились в удары барабана, которые действовали ей на нервы.

Когда Эллен наконец-то вернулась из церкви и вошла на кухню через дверь в гараж, нервы Эми напоминали натянутые струны. Блузка на спине и под мышками увлажнилась от пота. Несмотря на выпитый горячий кофе, в желудке, похоже, лежал большой кусок льда.

— Доброе утро, мама.

Мать в удивлении остановилась, даже не закрыв дверь.

— Что ты здесь делаешь?

— Я хочу…

— Ты должна быть в школе.

— Я осталась дома, чтобы…

— Разве экзамены не на этой неделе?

— Нет. На следующей. На этой неделе мы повторяем материалы для тестов.

— Это тоже важно.

— Да, но сегодня я в школу не пойду.

Эллен закрыла дверь в гараж.

— А что такое? Ты заболела?

— Не совсем. Я…

— Что значит… не совсем? — спросила мать, ставя сумочку на столик у раковины. — Или ты больна, или нет. А если ты не больна, то должна быть в школе.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Эллен подошла к столу. Сверху вниз посмотрела на дочь.

— Поговорить? О чем?

Эми не смогла встретиться с матерью взглядом. Отвела глаза, потом уставилась на холодную кофейную жижу на дне кружки.

— Ну? — спросила мать.

Хотя Эми выпила много кофе, во рту у нее так пересохло, что язык прилип к нёбу. Она шумно сглотнула, облизнула губы, откашлялась.

— Я должна взять часть денег с моего банковского счета.

— Что ты такое говоришь?

— Мне нужны… четыреста долларов.

— Это нелепо.

— Они мне действительно нужны, мама.

— Зачем?

— Я бы не хотела говорить.

На лице матери отразилось изумление.

— Ты бы не хотела говорить?

— Совершенно верно.

Изумление перешло в недоумение.

— Ты хочешь взять четыреста долларов, предназначенных для оплаты твоего обучения в колледже, и ты не хочешь сказать, что собираешься делать с этими деньгами?

— Мама, пожалуйста. В конце концов, я их заработала.

Недоумение уступило место злости.

— А теперь слушай меня, и слушай внимательно, юная леди. Твой отец зарабатывает неплохо своей адвокатской практикой, но не так, чтобы очень много. Он — не Эф Ли Бейли. Ты хочешь пойти в колледж. А обучение в колледже нынче стоит дорого. И тебе придется поучаствовать в оплате своего обучения. Собственно, тебе придется оплатить большую часть. Разумеется, мы позволим тебе жить здесь, и мы заплатим за твою еду, твою одежду, за обращения к врачам, пока ты будешь учиться в колледже, но за обучение тебе придется платить самой. А когда через несколько лет ты продолжишь учебу в университете, мы будем посылать тебе деньги на жизнь, но обучение, опять же, ты оплатишь сама. Большее нам просто не под силу. Это все, на что ты можешь рассчитывать.

«Если бы ты не тратила столько денег, стараясь произвести впечатление своей набожностью на отца О'Хару из церкви Святой Марии, если бы ты и папа не отдавали пятнадцать процентов своих доходов, чтобы показать, какие вы хорошие люди, тогда, возможно, вы смогли бы сделать побольше и для собственных детей, — подумала Эми. — Благотворительность начинается дома, мама. Не об этом ли говорится в Библии? А кроме того, если бы ты не заставляла меня отдавать десятую часть заработанных мною денег церкви Святой Марии, у меня были бы те самые лишние четыреста долларов, которые мне так необходимы».

Мысли эти, конечно же, остались невысказанными. Эми не хотела окончательно настроить против себя мать до первого упоминания о беременности. Да и потом, в какие бы слова ни облекла она эти мысли, прозвучали бы они так, словно она — законченная эгоистка.