В твоем доме кто-то есть - Стефани Перкинс

– Одно, пожалуйста, – сказала она. – Спасибо.

Олли развернул их, подумал, потом достал себе еще одно. А затем отправил все три в микроволновку.

Почесывая Сквидварда за ушами, Макани разглядывала выцветшую фотографию на холодильнике. Родители Олли стояли на фоне гейзера Старый Служака, обнимались и улыбались, а над их головами разлетался фонтан горячих брызг. Отец Олли улыбался сдержанно, а мама казалась беззаботной.

Рядом висела фотография Олли с братом. Олли на снимке был уже достаточно взрослым, наверно, пошел в старшую школу. Его волосы были странного зеленого цвета, он морщился и смеялся, пока Крис насильно обнимал его. Макани гадала, были ли тогда еще живы их родители и кто сделал эту фотографию.

– Я пытался покрасить их в голубой. – Как всегда, Олли наблюдал за ней. – Вроде первое, чему учат в школе, – желтый и голубой дают зеленый, а я забыл.

– Ты похож на русалку. Печальную, рослую русалку.

Олли замер. Потом закрыл лицо руками, качая головой, словно не веря своим ушам:

– Это, наверное, худшее, что я слышал в свой адрес.

– Нет! – Макани взорвалась смехом, улыбаясь во весь рот. – То есть я правда так думаю. Но, клянусь, у меня есть фотографии и похуже.

– Требую доказательств.

– Хорошо. Когда в следующий раз будешь у меня дома, загляни под мою кровать.

Олли моргнул. А потом его брови поползли вверх, возможно, из-за упоминания кровати.

– Соревнования по плаванию в седьмом классе. – Макани вздрогнула, вспоминая плоскую грудь, неуклюжую фигуру и явно не добавлявший выразительности ее достоинствам купальник. – Просто тихий ужас.

Микроволновка запищала. Олли достал буррито, от которого шел пар, и взглянул на нее.

– Ты плаваешь?

Черт.

Она не могла поверить, что проговорилась. С семи лет она участвовала в соревнованиях, но об этом знала только бабушка. В Осборне не было команды по плаванию. А даже если бы и была, те дни прошли.

– Раньше плавала. – Она отвернулась. – Немного.

Ее взгляд остановился на коричневой папке для файлов, которая лежала на кухонном столе. Не нужно было ее открывать, чтобы понять, что внутри.

Олли проследил за ее взглядом.

– Видишь? Он почти что просит меня прочитать документы.

– Почему он не забрал ее с собой?

– Наверняка просто забыл. Все время так.

Папка была толстой.

– Разве хорошая память не важна для офицера полиции?

К счастью, Олли не обиделся.

– Вот почему они все записывают. У копов дофига бумажной работы. – Он пожал плечами. – На память все равно нельзя полагаться.

Макани хотела бы все забыть. Но даже в самые темные ночные часы ее память была безжалостна.

– Можешь посмотреть, если хочешь. – Голос Олли напрягся. – Там мало приятного.

Конечно же, она хотела посмотреть – из чистого любопытства, но когда она посмотрит, изменить это уже будет нельзя. Она все равно потянулась к папке и бесстрашно открыла ее. Там оказалось несколько бумаг и фотографий: девушка лежит на спине, правая рука свисает с кровати, шея исполосована пятью грубыми разрезами. Один символизирует рот, четыре других в виде крестиков – глаза.

Мертвые мультяшные глаза.

В представлении Макани об убийстве этот вырезанный на шее смайлик был аккуратным и точным, но в действительности оказался каким-то кровавым месивом. Голова девушки была очень сильно запрокинута, так что глаз Хэйли было не видно. Самый длинный порез был глубоким, кожа на шее висела, открывая страшную рваную рану. Ее волосы, одежда и простыни, казалось, пропитаны таким количеством крови, что даже мяснику стало бы дурно. Макани закрыла папку дрожащей рукой.

– Ужасно, правда? – сказал Олли.

Это было не просто ужасно. Это было бесчеловечно.

Настоящее мертвое тело отличалось от тех, что показывают по телевизору или в фильмах. Никакой искусственной крови. Никакой постановки. Труп Хэйли выглядел так, словно в нем никогда не было жизни.

Олли потер пальцами виски.

– Стоило тебя предупредить.

– Ты предупредил. – Макани обхватила себя руками. Вдруг там есть и фотографии Мэтта или он в отдельной папке? Жестокость преступления поразила ее до глубины души. Кто-то это сделал: забрался в дом Хэйли и убил ее в собственной постели.

– Полиция напала на след?

Олли покачал головой.

– Но они думают, что это сделал кто-то намного ниже ростом, чем Мэтт.

– Не другой футболист?

– Не-а.

– Почему?

Он дождался, пока их взгляды не встретились:

– Уверена, что хочешь знать?

Макани кивнула.

– Прежде чем преступник сделал… то, что сделал, он ударил Мэтта ножом в живот. А потом уже вскрыл череп. Так что, скорее всего, на него напал тот, кто физически не мог сразу дотянуться до его головы. Сначала нужно было его ослабить.

Может, убийцей была девушка?

Мертвые мультяшные глаза. Запекшаяся в ноздрях кровь.

Макани заметила, как Олли придвинул ей тарелку с ужином.

– Эй, – позвал он, – пойдем лучше в мою комнату.

Она посмотрела на теплую тарелку. Мэтта пырнули ножом в живот один раз или понадобилось несколько ударов, чтобы он упал?

Макани молча взяла буррито. Олли понес стаканы с водой. Ступени скрипели под их ногами. Макани задумалась, как много кровавых сцен Олли видел с тех пор, как его брат стал копом. Конечно, в Осборне никогда раньше не было таких жестоких смертей, но люди часто умирали при несчастных случаях. Например, его родители.

Легко ли смотреть потом на совместные фотографии? Или сложнее, зная, что так много людей умирало молодыми таким ужасным способом? Видя подобное, становишься параноиком или просто ведешь себя более осторожно? Закаляет ли это твой характер?

Старые фотографии были повсюду. Студийный портрет всей семьи в рамке висел на верху лестницы. На фото мама держала на коленях еще маленького Олли. Каково ему было смотреть на эти снимки каждый день?

– Вот сюда, – сказал он, отрывая ее от мыслей.

Макани думала, что спальня Олли будет черной и без излишеств, как и его гардероб, так что, когда он открыл дверь, она заморгала от удивления.

Комната была наполнена солнечным светом и содержалась почти в образцовом порядке, в отличие от той же кухни, находившейся на грани запустения. Здесь же книги, не умещаясь на полках, занимали любую свободную поверхность: лежали на коврике, высились стопкой на столе и под ним, валялись кучками на незаправленной кровати. С грудой совершенно не сочетающихся друг с другом одеял кровать казалась самым уютным местом во всем доме.